Пол Спенсер: Под пальцами богов

— Это Ивлис, во всем своем блеске прошлого, — ошалело прошептал Мышелов. — Когда-то я украл для нее Омфалские красные рубины, но теперь на ней куча драгоценных камней.

— Вторая — Фрег, ее служанка, которая тоже не постарела ни на йоту, — в мечтательно-наркотическом удивлении хрипло произнес Фаврд.

— Но что она делает в Доме Грабителей? — продолжал возбужденным шепотом Мышелов, — где женщины запрещены и презренны. Как будто она Грандмастер Гильдии… грандмастерица… богиня… поклоняющиеся… Неужели Воровская Гильдия перевернулась вверх дном? Весь Нехвон встал с ног на голову?

Ивлис посмотрела на них поверх голов своих коленопреклоненных последователей. Ее зеленые глаза сузились. Она небрежно подняла палец к губам, затем нетерпеливым жестом махнула в сторону Мышелова, повелевая ему, не оборачиваясь, молча следовать дальше.

Тот же жест сделала Фрег, с неприятной улыбкой, исказившей ее лицо, только движение было ленивым, замедленным, словно покорный рефрен. Оба мужчины повиновались, но со взглядами, тащившимися позади них, и поэтому с большим изумлением, даже страхом, обнаружили, что слепо вошли в комнату, инкрустированную деревом редких пород. Впереди перед ними и по обеим сторонам располагались три двери. В проеме одной из них, ближе к Мышелову, в зеленой накидке из пушистой махровой ткани, стояла юная, едва достигшая брачного возраста девушка с озорными глазами и черными мокрыми волосами, и в двери рядом с Фаврдом две изящные блондинки, улыбающиеся с приторным весельем, одетые в просторные капюшоны и одежды монахинь Ланкхмара. С нескрываемым ужасом друзья поняли, что находятся внутри садового домика сумасшедшего Дьюка Дэниуса (обители их первых и горячо любимых подружек), нечестиво восстановленном из пепла, в который его превратил чародей Шимбла, и снабженном теми же самыми языческими безделушками колдуна Нингаубла, которые волшебник отнял у него и развеял по ветру; и что эти три ночных хохотушки никто иные как Ивмис Овартомортес, племянница Корстака, тогдашнего владыки Ланкхмара, и две близняшки, Фралек и Фро, дочери безумного графа — три бедных овечки Тьмы, к которой они безрассудно повернулись, когда потеряли даже души своих верных возлюбленных в Стране Теней. Фаврд бешено думал, не произнося ни звука: «Фралек и Фро, и Фрег, Фризка и Фрикс, что это за Фрчары на мне?» — в то время как мысли Мышелова крутились вокруг того же: «Ивлис, Ивмис, Ививис (два Ив — и даже скрытое Ив в Хизвет) — кто эти бедовые девчонки на Ив?»

И тогда Мышелов с дрожью вспомнил, что не внес в список девочек — акул на Ив, самую главную из них, прекрасную Ивриан, навсегда потерянную во владениях Смерти. Фаврд тоже вздрогнул. А ночные хохотушки вокруг них обиженно поджали губки, закатили глазки, и мужчины были справедливо катапультированы в центр павильона из темно-винного шелка, в чьих окнах невозмутимо виднелись черные горизонты Страны Теней.

Прекрасная, с непроницаемым ликом, Влана плюнула в лицо Фаврду со словами:

— Я, кажется, говорила, что сделаю с тобой, если ты вернешься.

Но чаровница Ивриан только взглянула на Мышелова. Без знака или слова.

И потом они вернулись назад в освещенный факелами коридор, уже никуда не торопясь, и Мышелов позавидовал убийственному плевку Фаврда, медленно стекавшему у того по щеке. А девочки, между тем, продолжали мелькать, как в калейдоскопе — Мара из юности Фаврда, Атя, которая почитала Тяу, бычеглазая Хренлет, Аура из Помпадура, и многие-многие другие, пока друзья не обессилели от отчаяния, которое волей-неволей наступит, если будешь отвергнут не одной или несколькими возлюбленными, но всеми. Единственной такой несправедливости может оказаться достаточно, чтобы мужчина умер.

Но вот в карусели видений прояснилась одна более или менее стойкая картина.

Аликс Взломщик, облаченный в алые одежды и золотую тиару первосвященника восточной веры, и стоящий перед ним на коленях женоподобный мальчик в костюме послушника, очень похожий на Черную Лилию, возлюбленного Мышелова в его преступные дни. Мальчик исполнял речитативом: «Отец, язычникам — гнев, культурный упадок». В то время, как двуполый священник повторял монотонно: «Все люди враги…»

Фаврд и Мышелов были близки к тому, чтобы тоже рухнуть на колени и молиться какому угодно богу, лишь бы облегчить свои страдания. Но почему-то они этого не сделали, и в следующий момент были перенесены на Улицу Бедных в том месте, где она пересекается с Цеховой. Спустя минуту они уже входили в темно-коричневую дверь, следуя за двумя женщинами, чьи спины показались им до боли знакомыми.