Маргарет Уэйс - Битва близнецов

Заслышав голос Карамона, Крисания подняла голову — Хвала Паладайну! — воскликнула она.

Карамон бросил взгляд на ее ввалившиеся серые глаза и вздрогнул, несмотря на то что утреннее солнце пригревало совсем по-летнему.

— Уберите людей! — приказал Карамон капитану, и тот принялся командовать своими людьми. Стражники нашали теснить толпу. Постепенно собравшийся у палатки народ стал расходиться, недовольно ворча. Впрочем, большинство полагало, что ничего интересного они здесь все равно не увидят.

— Выслушай меня, Карамон. — Крисания схватила гаранта за руку. — Этот рыцарь…

Но Карамон стряхнул со своей руки ее пальцы и, не обращая внимания на ее попытки что-то ему объяснить, попытался пройти в палатку мимо Микаэла. Рыцарь преградил исполину путь и поднял пику.

— С дороги! — приказал Карамон, неприятно удивленный.

— Прошу прощения, — твердо ответил Микаэл, хотя гигант видел, как трясутся его губы. — Фистандантилус приказал мне не пропускать никого.

— Вот видишь! — воскликнула Крисания, когда Карамон отступил на шаг, гневно глядя на Микаэла. — Я хотела сказать, но ты меня не слушал! Я всю ночь пыталась войти к нему, я знаю, там внутри случилось что-то ужасное. Но Рейстлин заставил этого юношу поклясться Кодексом и какими-то весами, что ли…

— Мерой, — машинально поправил Карамон, качая головой и думая о Стурме. — Кодексом и Мерой. Этой клятвы ни один рыцарь не нарушит, даже если ему будет грозить смерть.

— Но это же безумие! — вскричала Крисания, и ее голос сорвался.

В смятении она закрыла лицо руками. Карамон нерешительно обнял ее, но Крисания лишь благодарно прижалась нему.

— О Карамон, я так испугалась! — проговорила она. — Это было ужасно. Я проснулась среди ночи — мне показалось, что он зовет меня. Я побежала сюда и увидела, как в палатке вспыхивает огонь, и услышала голос Рейстлина. Он выкрикивал какие-то непонятные слова. Потом Рейст стал звать тебя… А затем я услышала, как он в отчаянии стонет. Я хотела войти, но…

Крисания слабо взмахнула рукой в сторону Микаэла.

— Потом его голос стал стихать. Это было ужасно, жутко! Как будто какая-то сила уносит его прочь!..

— А что было потом?

Крисания некоторое время молчала, потом неуверенно сказала:

— Он… говорил что-то еще. Огонь погас, и раздался громкий треск, словно гром ударил. А потом все затихло, только… только это была очень страшная тишина. Жрица зажмурилась и вздрогнула.

— Что он сказал? — настойчиво переспросил Карамон. — Ты разобрала?

— Мне показалось… я еле слышала его, но мне показалось, он сказал что-то похожее на «бубу» или «бупу». Крисания растерянно подняла на Карамона глаза.

— Бупу! — удивленно вскричал Карамон. Ты уверена?

Крисания кивнула.

— Почти.

— Но почему он звал именно ее, эту маленькую девчонку из племени овражных гномов? — требовательно спросил Карамон.

— Понятия не имею. — Крисания устало вздохнула, отбрасывая ладонью упавшие на глаза волосы. — Я тоже об этом думала. Разве что… Это не Бупу рассказывала Пар-Салиану о том, как добр был с нею Рейстлин когда-то?

Карамон тряхнул головой. Об овражных гномах можно будет подумать потом. На данный момент его гораздо больше занимала совсем другая проблема. Он посмотрел на Микаэла и опять вспомнил Стурма. Сколько раз в своей жизни он видел подобное выражение на лице Соламнийского Рыцаря? Эта клятва, клятва Кодексом и Мерой…

Будь проклят этот Рейстлин!

Микаэл будет стоять здесь, пока не упадет от усталости, а очнувшись и увидев, что не сдержал слова, — убьет себя. Должен быть какой-то способ обойти клятву — или обойти Микаэла.

Карамон посмотрел на Крисанию. Она могла бы воспользоваться своими способностями жрицы и заколдовать воина.

Но об этом нечего и мечтать. Да после этого ее сожгут живьем, и даже он ничего не сможет поделать. Будь проклят Рейстлин, все жрецы и жрицы! А также и все Соламнийские Рыцари с их дурацкими Кодексом и Мерой!

Испустив протяжный вздох, он подошел к Микаэлу. Воин с угрозой приподнял свою гожу, но Карамон показал ему пустые ладони.

Затем гигант неуверенно прокашлялся. Он знал, что хочет сказать, но не представлял, с чего ему следует начать. В голову вновь и вновь лезли воспоминания о Стурме, и Карамон будто наяву увидел лицо старого друга.

Впрочем, сейчас оно встало перед его глазами не таким, каким было при жизни, скрытое под благородной, но суровой и холодной маской. Карамон понял, что в память ему врезалось лицо мертвого рыцаря, с которого перенесенные страдания стерли выражение непомерной гордости и упрямства. В темных неподвижных глазах еще горел отсвет теплоты и понимания, и Карамону показалось, что Стурм печально улыбается ему.