Маргарет Уэйс - Драконы осенних сумерек

И еще один человек внимательно прислушивался к речам старика. Он был одет в темно-коричневые с золотом одежды Искателя. Он сидел за круглым столиком и потягивал вино, подогретое с пряностями. Уже несколько опустевших кружек стояло перед ним на столе; пока Тас смотрел на него, он мрачно потребовал еще.

– Это Хедерик, – шепнула Тика, пробегая мимо стола, за которым расположились друзья. – Высокий Теократ…

– Вина!.. – вновь потребовал тот, и Тика помчалась на зов. Хедерик зарычал на нее, ввернув что-то насчет из рук вон плохого обслуживания. Было видно, что Тика уже собиралась резко ответить ему… но только прикусила губы – и промолчала.

Старец между тем кончил сказку, и мальчик вздохнул, а затем любопытно спросил:

– Ты, дедушка, все по правде рассказываешь про древних Богов?

Тассельхоф видел, как нахмурился Хедерик. Кендеру оставалось только надеяться, что он не будет приставать к старику. Тас тронул за руку Таниса и кивнул головой в сторону Искателя, сопроводив свой жест взглядом, говорившим о возможной опасности.

Друзья обернулись… и красота женщины с Равнин тотчас сразила их в самое сердце. Они смотрели на нее, не в силах выговорить ни слова.

Голос старика неожиданно отчетливо прорезал нестройный людской гомон:

– Мои рассказы воистину правдивы, малыш. А впрочем, – старец смотрел прямо на женщину и ее рослого спутника, – спроси вот этих двоих. Они хранят древние легенды у себя в сердце…

– В самом деле? – Мальчик обрадованно повернулся к женщине. – Расскажи хоть одну!

Она отшатнулась в тень, на лице ее отразилась тревога: она тотчас заметила взгляды Таниса и его друзей. Мужчина придвинулся к ней, явно собираясь защитить ее в случае чего, рука его потянулась к оружию. Он смотрел сурово и мрачно, в особенности на увешанного оружием богатыря Карамона.

– Ишь дерганый, – проворчал Карамон. Но и его рука поползла к рукояти меча.

– Ничего удивительного, – сказал Стурм. – Стеречь такое сокровище!.. Он, между прочим, в самом деле ее телохранитель. Насколько я понял из их разговора, она в своем племени – царственная особа или что-то вроде того. Хотя, если судить по некоторым взглядам, их взаимоотношения этим не исчерпываются…

Тут женщина протестующе подняла руку:

– Прости, старец, но я плохая рассказчица… – Друзья с трудом расслышали ее голос. – Я не умею…

Она говорила на Общем языке медленно, с ужасным акцентом.

Радостное ожидание на лице мальчика сменилось горьким разочарованием. Старик ласково потрепал его по спине, потом посмотрел женщине прямо в глаза.

– Может, ты и вправду не мастерица рассказывать, – проговорил он ласково. – Но вот песни петь ты умеешь, не так ли, Дочь Вождя? Спой мальчику свою песню, Золотая Луна. Ты знаешь, о какой я говорю.

В руках у него появилась лютня; никто так и не понял, откуда он ее вытащил. Он протянул ее женщине, смотревшей на него с изумлением и испугом.

– Откуда ты… знаешь меня, господин мой? – спросила она.

– Это не важно, – старик улыбнулся. – Спой нам, Дочь Вождя.

Она взяла лютню, и было заметно, как дрожали ее руки. Ее спутник шепотом принялся возражать, но она как будто не слышала. Она не могла отвести взгляда от черных мерцающих глаз старика. Медленно, точно в трансе, начала она перебирать струны. Грустные аккорды поплыли сквозь нестройный гул голосов, и всякий шум немедленно прекратился. Все взгляды обратились на Золотую Луну, но она едва ли замечала. Ее песня предназначалась лишь старику.