Энгус Уэллс - Гнев Ашара

— Она была права. — Кедрин знал, что это так, хотя не понимал, откуда, собственно. — Крепость не смогла бы дольше противиться чародейству, а если бы пала Высокая Крепость, погибли бы и Три Королевства.

Он почувствовал, что Уинетт меньше вздрагивает от плача, затем плач прекратился, лицо Сестры запрокинулось, и та взглянула на него в изумлении и одновременно в скорби.

— Ты сказал, она с тобой говорила? Но она была слишком слаба.

— Не думаю, что она говорила голосом, — ответил он, глядя на Уинетт. — Я словно слышал слова внутри головы, пока она не умерла. Она сказала, что во мне есть сила.

Глаза Уинетт округлились, и он уже не мог не думать, как они хороши, а это напомнило ему, что он все еще обнимает ее и что несмотря ни на что, это ему нравится.

— Лишь великие мастера могут слышать разумом, — в ее голосе звучало благоговение. — И ни у одного мужчины еще не обнаруживалось такого дара.

Кедрин не знал, что ответить.

— Она сказала: мы показали Посланцу, что он не всесилен, — повторил он. — И что остальное — наша забота. Твоя и моя.

— Ничего не понимаю, — прошептала Уинетт, то и дело смаргивая слезы.

— Я тоже, — подхватил Кедрин. — Но она так сказала.

— Мужчина с даром. — Она глубоко задумалась и, кажется, не замечала, что он все еще обнимает ее. Или не придавала этому значения. — Кто ты, Кедрин Кайтин?

— Не знаю, — честно признался он.

— Я тоже, хотя уверена, что ты больше, чем просто принц Тамура.

Она долго глядела в его глаза задумчивым взглядом. Затем, похоже, все-таки опомнилась, разомкнула его руки и встала, все еще глядя ему в лицо и отрешенно улыбаясь. Он потянулся, чтобы смахнуть с ее щеки слезу, — кожа Уинетт под пальцами была совсем мягкой. Только тут женщина осторожно оттолкнула его. Между ними опять легла дистанция, предполагаемая ее положением Сестры.

— Теперь, когда наваждение развеяно, — сказала она, — тебе, наверное, лучше поспешить на стену.

Кедрин кивнул, желая опять ее коснуться, что-нибудь сказать, но не мог найти слов. Вместо этого он улыбнулся и вышел, предоставив Уинетт готовить Гранию к похоронам. Не оглядываясь, юноша быстро шагал по больнице, видя теперь в глазах раненых, где недавно было только отчаяние, новую надежду.

Снаружи надежда была не менее осязаема, чем недавняя тьма. Там, где недавно люди спотыкались во мгле, а в голосах звучала беспомощность, теперь слышались возгласы торжества, все летали, как на крыльях. Теллеманы выкрикивали приказы, кордоры отзывались громкими голосами. По дворам и галереям эхом разносился лязг оружия, целеустремленность вновь наполнила Высокую Крепость, и Кедрин ощутил радость, смешанную с печалью о Грании. Жертва не оказалась напрасной, ибо Высокая Крепость вновь стала могучим оплотом против варварского вторжения, солдаты, избавленные от тяжелой ноши, жаждали скорее доказать, чего они стоят.

Когда Кедрин добрался до северной стены, он увидел, что у них появилась такая возможность. Его ждал Бедир, рядом с ним стоял хмурый Рикол.

— Она мертва, — сообщил принц. — От нее потребовалось слишком много.

Затем поглядел на север и раскрыл рот.

На крепость нацеливались три катапульты, рядом с ними стояли три огромные осадные башни — неустойчивые сооружения из грубо обработанного дерева, увешанные шкурами и щитами. Они были взгромождены на площадки с колесами и, несмотря на неумелость работы, смотрелись весьма грозно. Каждая была достаточной высоты, чтобы атакующие могли перейти с нее на стены крепости. Наверху он разглядел петли — значит, варвары готовы спустить мостики, чтобы их воины перебежали на крепостные стены. Перед башнями красовались две низкие хижины, у каждой впереди выступало мощное бревно, а по сторонам виднелось по три колеса.

Но куда больше поражало само обилие лесного народа. Вся Белтреванская дорога была заполнена людьми — целым морем смуглых бородатых лиц, обращенных к стене своими жадными, как у волков, глазами. Мечи, копья и топоры были угрожающе подняты. Орда заполонила все пространство от берегов Идре до склонов Лозин; а назад тянулась настолько, насколько достигал глаз, она закрывала собой всю дорогу, словно сам лес подступил к Высокой Крепости, будто это сам Белтреван выплеснул из себя живой человеческий поток. Там, в лесной долине, Кедрин видел их походные костры — но теперь, в ясном свете нелегко завоеванного дня, это скопище тел было чем-то более осязаемым и более угрожающим. К тому же он слышал их: ибо они вопили от ярости, ударяя клинками по щитам, и в реве их глоток утонул ропот реки — так раскаты грома заглушили бы плач ребенка. Шум эхом отражался от гор и оглушал до безумия.