Наталья Лебедева - Малахит

В конце декабря Юрий Палыч перевез их на новое место. Анис вышла во двор, кутаясь в широкий пуховый платок, и долго смотрела на лес, на укрытые снегом верхушки елей. Подступили слезы, и она заплакала: место было похоже на то, где они с Латунью жили в первые, счастливые годы после свадьбы. Золотко испугано жалась к ней. Поместье Берковского поражало своими размерами, и отсюда, от крыльца, забор не был бы виден, даже если бы его не закрывали деревья. Дом тоже был очень красив, настоящая барская белокаменная усадьба, построенная по канонам архитектуры восемнадцатого века. Золотко начала оживать только от этого, здесь она чувствовала живую силу камня, дерева, металла — хотя ажурные решетки и кованные скульптуры, украшавшие дом, и казались ей грубоватыми.

Два сада — вишневый и яблоневый — старые, еще дореволюционные, вернули жизнь Анис. Она проводила здесь много времени, несмотря на то что ударили морозы.

В первый же день на новом месте Золотко создала удивительную хрупкую яблоньку из белого золота. Ее ветки были укрыты пышным, только что выпавшим снегом.

Анис вновь похорошела. О пережитом напоминали теперь только две широкие седые пряди в темных волосах. Пряди эти, как ни уговаривала ее добродушная горничная Галя, она категорически отказывалась закрасить.

Берковский вел себя с ними по-дружески и даже как-то по-семейному. Как оказалось, Галя и другая прислуга думали, что между ними и вправду есть родственная связь и что, возможно, Берковский и Анис — брат и сестра, так естественны стали их отношения.

Берковский начал привыкать к роли доброго, но не слишком нежного дяди и к тому, что Анис и Золотко едят с ним за одним столом и иногда составляют ему компанию вечерами. Он приходил к ним, в их маленькую гостиную, и сидел, развалившись в кресле перед камином в роли созерцателя. Ему нравилось чувствовать себя хозяином этой красоты: той, что создает Золотко и той, что от природы обладает Анис.

В остальные вечера он пил: один или в компании, все равно. Он был сказочно богат, но делать ему было нечего. Из ФСБ он давно уволился по выслуге лет. Старые проверенные схемы по легализации доходов исправно работали. Его ювелирная империя создавала ценности, сидя у него дома перед камином, почти не требовала заботы о себе и выглядела, как маленькая золотоволосая девочка.

Жить с размахом — то есть устраивать по-настоящему шумные развлечения, или тратить безумные деньги на предметы роскоши — Берковскому вроде и не хотелось. Но, может быть, все дело здесь было в многолетней привычке не высовываться.

Золотко с раздражением отодвинула от себя небольшой слиток золота. Какие только формы не принимал он за последние полчаса, и не один образ ее не устроил.

Анис, которая сидела у камина с книгой в руках, подняла голову и спросила:

— Что, не выходит?

— Нет, мама, все не то. А помнишь, я тебе дома показывала поваленное дерево? Ну, у него еще ветки так чудно переплелись… Я подумала: сделать бы такое дерево, а между ветвями у него — маленькую птичку. Как будто дерево упало, а она оказалась словно в клетке. Только я никак не могу вспомнить, как сплетались ветки… Вот бы на него еще раз посмотреть.

Анис посерьезнела. Она закрыла книгу и осторожно положила ее на скамеечку для ног.

— Иди, вернись домой, — еле слышным шепотом сказала она. — Тот мальчик, Крысеныш — он ведь говорил тебе, что это просто, стоит только захотеть!

— Я не хочу захотеть.

— Почему?

— Нет, это ты ответь, почему? Почему ты каждый раз затеваешь этот бессмысленный разговор? Я тебе говорила, что не пойду туда без тебя. Он тебя убьет.

— Я пойду с тобой…

— Ты умрешь там. Я же рассказывала тебе: взрослые без амулета не могут там жить! Берковский сколько раз об этом говорил! Ну пусть он врет, пусть он только пугает. Но Крысеныш говорил мне то же самое! Он видел, как один взрослый надел себе на шею амазонит и прошел, а другого вырвало, и он едва не потерял сознание, и не смог идти дальше — а ведь даже не переступил черту. Мама, мамочка, — на глазах девочки выступили слезы, она почти рыдала. — Я так боюсь за тебя. Ты живи, пожалуйста, живи долго. А я буду рядом с тобой. Мне больше ничего не нужно!..

Анис закусила губу, чтобы не заплакать, и вытянула вперед руки. Рыдающая Золотко побежала к ней и обняла так сильно, что подбородок девочки больно уперся матери в грудь. Они сидели так, обнявшись, в полной тишине, пока за окном не блеснул свет фар. К подъезду с легким шорохом подъезжала машина.