Наталья Лебедева - Малахит

— Я… что мог… спешите…

Кабошон потерял сознание. Обморок был так глубок, что все пять лекарей, прибывших в лагерь, только качали головами: на старика не действовали никакие лекарства.

После того, как Кабошон прошептал «спешите», Павел очнулся. Он не закричал — заорал:

— По коням! Вперед! За мной!

Сам вскочил на чудесного белого коня, привязанного у палатки, и только краем глаза увидел, как из леса, будто горох из прохудившегося мешка, высыпаются всадники.

Павел первым влетел в пустынное село. Поводья натянул так резко, что конь встал на дыбы. Очнулись часовые в башенках усадьбы. Они не поняли, что происходит, только изумились внезапной атаке и теперь со страхом ожидали взрыва. Но взрыва не было, а сумасшедший на белом коне влетел прямо в широкие двери усадьбы.

Павел и сам не понял, что хочет делать. Он спешился прямо в зале и мимо ошарашенных детей помчался наверх. Две малахитовые иглы пронзили насквозь двух солдат, выскочивших в коридор второго этажа. Дверь, ведущая в первую башенку, была заперта, но огромный кусок малахита выбил ее и, ударив по спинам, вышвырнул наружу всех троих стрелявших оттуда солдат. Удар был так силен, что, немного поколебавшись, вниз свалилась и сама башенка. Оставалось еще три, и с ними было покончено так же быстро.

Пот заливал Павлу глаза, дыхание из груди вырывалось с хрипом, он закашлялся, и ему показалось, что пара острых ножей вонзается в легкие. Немного отдышавшись, Павел выглянул в окно. То, что там творилось, было ужасно. Это был какой-то человеческий винегрет. Метались по двору обезумевшие от страха солдаты. Стреляли те, кто смог организовать оборону. Всадники на лошадях, пешие крестьяне с вилами и кузнецы с железными страшными пиками — кололи, крушили, резали. Дети покинули дом и теперь, беззащитные, они метались среди всего этого безумия. Мальчишка, обмотанный красным шарфом, испуганно скорчился в сугробе под подоконником. Рядом с ним ожесточенно дрались на ножах кузнец и пришлый солдат. Мальчишка вскрикивал от страха: вот нож мелькнул прямо перед его носом, вот кузнец упал прямо на него, едва не раздавив… Павел попытался встать, прийти на помощь этому мальчику, но не смог: все его силы ушли на то, чтобы уничтожить снайперов.

Но вдруг огромная черная фигура привлекла его внимание. Это был Обсидиан. Будто огромные ножницы вспарывал он живую ткань толпы. Черный его обсидиановый топор болтался на поясе. Обсидиан высмотрел в толпе девочку лет двенадцати, разглядел испуганного мальчонку, рядом с которым лежал ничком убитый кузнец, опасно накренившись в седле, схватил одну, потом второго, закинул их на лошадь и поскакал к лесу. Там, у кромки, чернели три женские фигуры. Может быть, там была и Агат?

Обсидиан отвез им детей и вернулся, как пожарный возвращается в огонь в надежде спасти еще одну жизнь.

Руки и ноги у Павла тряслись противной болезненной дрожью. Он чувствовал себя ослабевшим и недееспособным. Все, что ему оставалось — смотреть, навалившись грудью на подоконник.

И он увидел, что помимо обезумевших крестьян и кузнецов, есть в этом котле и люди, которые не дерутся, обезумев, а спасают детские жизни. Вот тот юноша, что был в зале с детьми, бежит, уводя к лесу двух подростков. Сзади них вдруг оказывается солдат с окровавленным ножом. Он еще не успевает решить, ударить ли в спину юноше или ребенку, как из его горла уже торчит стрела — Рубин всадила ее туда рукой. Павел видит всех кровавых сестер, и каждая прикрывает кого-то из спасателей. Он не может понять, как можно так четко и слаженно работать в этом хаосе, как они смогли, как успели договориться…

Он видит Александрита и Аквамарина. Они в поле, за пределами боя, топчутся на месте на кинессийских жеребцах, тонконогих и таких быстрых, что догнать их не сможет и ветер. Но это не трусость: Павел понимает это, когда видит, как две крохотные детские фигурки, вдруг оказавшись там, где не стреляют, не колют и не рубят, в панике бегут к лесу, к болотам, туда, где можно заблудиться, утонуть, где на километры нет человеческого жилья, кроме разбитых Выселок. Александрит и Аквамарин ловят их, передают Авантюрину и начинают высматривать новых беглецов.

А прямо под окном разворачивается трагедия. Три ребенка стоят, прижавшись друг к другу, а к ним направляется один из солдат. Дуло его пистолета направлено прямо на них. Он хочет убивать или хочет использовать их, как живой щит… Вдруг перед ним возникает длинная фигура старого сумасшедшего Кремня. Он закрывает детей собой и получает пулю в грудь. Сделав последнее в жизни усилие, он падает не назад, а вперед, протягивает руку и вот уже из головы солдата торчит тонкое кременное лезвие.