Михаил Успенский - Там, где нас нет

Слышал ведь, откуда у меня золотая ложка?

– Откуда? – Чего он там слышал, в смертную-то минуту.

– У царевича Билята забрал. А больше у мертвых ничего брать не буду. Из-за нее все и началось. Тоже мне, ваджра! Удивлялся еще: на что ему такая большая ложка, у них и рты почти заросли, стали вроде хоботков…

– Тогда понятно, почему они испугались чудовища, ведь оно похоже на паука!

– Было похоже, – поправил богатырь. – Про мертвых всегда нужно говорить «был», а то встанет от неосторожного слова. Я, например, этим бродячим умрунам всегда удивляюсь. Казалось бы, выкопался из могилы – радуйся ясному солнышку и доброй чарке. Нет, они норовят живых людей грызть и душить…

– Должно быть, ТАМ с ними что-то происходит такое страшное, что они не терпят живого, – предположил Яр-Тур.

– Да ну? Расскажи-ка! – потребовал Жихарь. – А то станем ночевать, а ты меня в полночный час задавишь…

Рука Принца заплясала у пояса в поисках меча.

– Да я же смеюсь! – Богатырь на всякий случай отскочил. – Ты со своими друидами шуток не понимаешь. Как же ты королем-то будешь? Всех шутов переказнишь и от тоски околеешь! Да будь ты настоящим умруном, Будимир тебя давно бы разоблачил и рассыпал в прах… Уймись, братка, нам и так тяжело!

Тяжело-то тяжело, да не очень. Будимир нашел бьющий на склоне родничок.

Размачивали каменный ордынский сыр и помаленьку жевали, раскидывали мыслью туда-сюда, как преодолеть нежданную преграду. Сильно грамотный Принц рассказал историю про Икара.

– Вот дурак, – пожалел греческого юношу Жихарь и тут же признался себе, что и сам бы не утерпел пихнуть в солнце кулаком.

Он порылся в памяти, вдруг неклюд Беломор заронил туда и тайное Летучее Слово, но обнаруживались только жалкие ошметки этого сложнейшего заклинания: «Если б кто на спину мне бы присобачил два крыла…» Они приподняли богатыря от силы на два пальца.

Принц сказал, что знает особые травы, из которых можно приготовить подходящую для полета мазь, но не уверен, что травы эти здесь произрастают.

Да и сам полет, как считают мудрейшие из друидов, происходит целиком и полностью в голове намазанного.

Оба то и дело заискивающе поглядывали на петуха – не возьмется ли за перевоз? Но Будимир на эти взгляды только крутил кончиком крыла у виска.

– А Шамир? – предположил Принц. – Он бы мог прогрызть нам путь к самому дну пропасти…

– А мы тем временем заложим тут город, покорим под ноги окрестные племена и начнем володеть и княжить… – сладким голосом убил мечту Жихарь и тут же предложил приманить Демона, оседлать его и так лететь.

Дело шло к вечеру. Решили на ночь устроиться в ханском шатре («Юрта называется!» – пояснил Жихарь). Выкинули вонючие кошмы, полюбовались, пока свет позволял, узорами на обнаружившемся ковре. Нашелся и бурдюк с перебродившим молоком. Принц даровой выпивкой побрезговал, а Жихарь, зажмурив глаза и нос, пригубил.

– После бани сойдет, – сказал он и глубоко задумался. – Да, хорошо бы в баньку. Полюбилась тебе банька – не та, предательская, а настоящая, у адамычей?

– Когда в мои руки попадет тот, по вине которого я лишен семьи и престола, – сказал Принц Яр-Тур, – он у меня не получит легкой смерти и сполна узнает, что такое веник!

– Вот все вы, короли, такие – мучители. Каменки у нас нет, зато есть Будимир, птица на все случаи жизни. Жару от него может быть побольше, чем от иной печки…

Будимир кочевряжиться не стал и, пока побратимы у родничка наполняли кожаные ведра, начал поддавать жару. Когда Жихарь и Принц вернулись с водой, юрта над землей аж подпрыгивала. Жихарь долго-долго глядел на эти пляски тонкого купола, а потом заорал:

– Будимир! Отдыхай, береги силы! И этого хватит!

И добавил, поворотившись к Принцу:

– Глупый был твой Икар, да и батюшка его Дедал не лучше. Охота была крыльями махать, руки портить! Далеко им до некоторого младого витязя.

Завтра же будем на той стороне пропасти!

Завтра не завтра, а на третий день после многочисленных неудачных попыток, ушибов и синяков юрта, опутанная веревочной сетью и подогреваемая изнутри отдохнувшим и откормившимся Будимиром, неторопливо поднялась в небо.

Побратимы из сосновых жердей и ковра соорудили себе нечто вроде ненадежного помоста и старались по возможности не смотреть вниз.