Вероника Иванова - Комендантский час

Гудок. Еще один. Не занято, слава богу!

Третий. Пятый. Двенадцатый. Двадцать второй.

Что за чертовщина? Он же всегда берет трубку не позже третьего.

Опа! Сбой вызова.

Даже так? Быть не может. Наверное, оставил телефон в пальто или еще где. Ну ладно, добегу до его дома, благо тут рядом, через квартал.

— Я на минутку, Анжела Афанасьевна! Никуда не уходите!

Особенно если сможете открыть запертую снаружи дверь.

Не нравится мне все это. Очень не нравится.

Была она всегда дурой, временами — похотливой, чего греха таить. Но не настолько же, чтобы лезть под первого встречного? А тем более под меня, на которого у Анжелки и всей ее семьи давно вырос большой зуб по причине проведенного в непосредственной близости детства. Из других одноклассников одних уж нет, как говорится, а те далече, зато я — прежнее бельмо на глазу. Зоя Аркадьевна, земля ей пухом, отменно выполняла функции ангела-хранителя, но Фаня на память еще не жаловался, и стоит мне хоть где-то и как-то рыпнуться…

Прохладно сегодня. Накинуть на себя что-нибудь не помешало бы. Правда, в комнату возвращаться неохота. Далеко: целый круг по флигелям надо дать. Вот что, загляну-ка я к Шамшату, у него в подсобке должна найтись пара курток. Не зря же закупали перед осенне-зимним сезоном новую рабочую униформу.

Надо же, и тут тихо. Но что еще загадочнее, запахи кружатся в воздухе только ремонтно-строительные и чуть масляные, а должно пахнуть шурпой, тушеным луком и специями. Потому что самое время для завтрака. Это только я на голодный желудок играю в мороза-воеводу, шляясь по владениям, а местные работнички свой режим блюдут свято.

— Шамшат? Вы здесь?

Ничего не фырчит, ничего не шкварчит. Да еще и темновато. Ну это как раз неудивительно: на дворе погоды непогожие, утро едва отличается от позднего вечера, и тени… метутся. Может, даже злобные.

— Шамшат?

Он сконденсировался из сумерек, странно ссутулившийся, а потому кажущийся ниже обычного.

— Мне куртку накинуть, прогуляться надо. Где они тут у тебя?

Ни движения, ни дыхания, только какой-то скрип. Или шорох?

— Шамшат, вы меня слышите?

Хрясь!

Это было черенком лопаты. Когда-то. А сейчас дубиной пронеслось по тому месту, где я только что стоял. И взлетело снова.

— Шамшат!

Он сделал шаг вперед, попадая в узкую полосу оконного света, а я синхронно попятился. Потому что не узнавал человека, перехватывающего мозолистыми ладонями обломанный черенок…

Имел одной он думы власть, одну, но пламенную страсть. И совершенно противоположную Анжелкиной. У той любовь, у этого — война. И выражение смуглого морщинистого лица не сулило мне ни легкой, ни быстрой, ни вообще победы.

Шаг. Сначала его, потом мой.

Еще шаг.

Вот сейчас он бросится в атаку, и что делать? Отбиваться? Сначала нужно найти чем, а под руку, как назло, не попадается ни хре…

Нет, есть хрен. И не один, а в комплекте с хозяином, едва помещающимся в дверной проем.

Шамшат завопил что-то совершенно неразборчивое, среднее между волчьим воем и горловым пением, я шарахнулся в сторону, а Сереженька, любимый телохранитель Афанасия Аристарховича, шагнул навстречу врагу, вызвавшему его на бой. И краем глаза можно было заметить, что настроение у амбала ровно такое же, как и у старшины наших домремонтников. Воинственно-бессознательное.

Смотреть на поединок Пересвета с Челубеем у меня желания не возникло. Хотя бы потому, что слишком хорошо помнилось, чем он закончился исторически, а история, как правило, обожает повторяться.

В спину из оставленной позади подсобки неслись звуки настолько жуткие, что несколько поворотов коридора я несся на полном автопилоте, не вспоминая о куртке, Анжелке, враче и собственном имени. А когда, вылетев на свежий воздух, замедлил ход и сфокусировал зрение, подумал: нет, там, пожалуй, страшно не было. Вот здесь — будет. Страшно.

Бригада у Шамшата не особо многочисленная, с дюжину рыл, плюс-минус парочка. И вроде мирные были всегда с виду, но я чувствовал себя неуютно, даже просто проходя рядом, хотя улыбались, кивали, чуть ли не кланялись. И сейчас они тоже. Улыбались. Как улыбаются дикие звери. А еще смотрели на меня, не отрывая взгляда, сжатые пружинами напряжения.

Порвут. Точно порвут. Я перед ними беспомощнее, чем грелка перед Тузиком. И бежать некуда. Не назад же? В первый раз удалось улизнуть от поединщиков, но второй побег вряд ли прокатит. Тем более шум приближается, значит, бой постепенно перемещается из подсобки на двор.