Степан Кулик - Витязь. Замок людоеда

— Ух, как вы здорово сказали, ваша милость, — восхитился хлопец. — Лучше и не придумать. Обязательно преклонив колени и голову.

— Тогда внемли, отрок. Потому что теперь не только от моей силы, но и от твоей сметливости зависит, будет ли враг человеческий нами повержен и посрамлен во славу Господа, или восторжествует над слугами христовыми, бесам на потеху…

Не было никаких лунных дорожек, указывающих герою путь к обители злодея. Да и вообще никаких подсказок не было. Даже камыши и те росли редко, так что проходу не препятствовали и, соответственно, никто в них тропинку не выкашивал и не протаптывал. Хочешь — влево иди, а не хочешь — направо бреди. И сколько ни вглядывайся в глубь трясины, ничего не разглядеть. Ни по горизонтали, ни по вертикали…

Слегка перекусив, в целях безопасности я оставил Митрофана греться у костра и обдумывать детали изложенного плана, все равно от подслеповатых глаз парня толку ноль, а сам подался к болоту — производить замеры глубины.

Попутно обломал при земле ствол молодой березки, что невесть как затесалась между старых деревьев. Потом обхватил у верхушки кулаком и провел вдоль ствола, «против шерсти». Ветки так и посыпались, словно сосульки, оставив в моих руках отличный щуп…

Нет, что ни говорите, а быть великаном здорово. Если вместо того чтобы сокрушаться о потерянном, начать уже пользоваться преимуществами, полученными вместе с новым телом. То бишь мышцами.

Теперь понятно, почему именно кроманьонцы, а не гигантопитеки стали строителями цивилизации и уже частично приоткрывшегося светлого будущего.

Голым да малосильным, в сравнении с большей частью враждебного мира, им с самого начала пришлось напрягать серое вещество и шевелить извилинами, чтобы обеспечить себе и потомству кров, одежду и пищу. В чем предки вполне преуспели, в отличие от менее изворотливого неандертальца.

А гигантопитеку к чему напряги? Реальных врагов раз-два и обчелся. Кому охота связываться с такой махиной? Лежи себе да песни пой… Хоть на горе, хоть под горой. Захотел есть — поймал оленя, вытряхнул из шкуры и трескай, пока все не слопаешь. Маловато? Сбились в кучку парой особей, завалили мамонта, и усе — веселись, нищета… А вот когда мамонты закончились, пришел каюк и великанам. Такая вот историческая диалектика…

Старая студенческая песенка, вопреки задумке автора, не развеселила, а вызвала приступ ностальгии. Так, что даже в горле защемило. Не, ну нафиг с воспоминаниями. Жить надо там, где находишься, а не мечтами о прошлом.

Подойдя к краю трясины максимально близко, чтоб не провалиться (в данном случае мой избыточный вес был некстати), я стал увлеченно тыкать жердью во все стороны, пытаясь нащупать твердь. Но то ли тыкал чересчур энергично, то ли искомого дна рядом не было — а успеха не достиг. Трясина, даже не думая сопротивляться, поглощала шест на всю длину. Только булькало…

Где-то на сотой попытке или примерно через час усиленного зондажа я начал понимать, что сказав «а», удача взяла тайм-аут и как воды в рот набрала. Поэтому, если в мои планы не входило прощупать каждый метр прибрежной зоны на сотню шагов в обе стороны от предполагаемой переправы, надо срочно изобретать другой метод поиска. То есть заняться именно тем, что позволило нашим предкам подняться на вершину эволюционной пирамиды. В смысле пошевелить мозгами. Невзирая на временную принадлежность к беззаботным здоровякам.

Легко сказать, труднее исполнить. Думы в голову не лезли. Причем не только конструктивные, а вообще. Кроме глупых вроде: «Чего тут думать, трясти надо».

Почесав сперва затылочную кость, потом пузо, и сказав себе, что утро вечера мудренее, я уже собрался возвращаться к костру, когда капризная Фортуна снова вспомнила о нас с Митрофаном. И уже вполне закономерно начала именно с него…

Ночную тишину прорезал громкий вскрик, в котором я уже привычно распознал голос своего спутника. А в отблесках ярко полыхнувшего костра заметались тени.

— Да что ж такое! Опять?

Вообще-то мог бы и раньше сообразить, что в покое нас не оставят. Видимо, нейроны из-за увеличившегося черепа и в самом деле медленнее движутся. Если пересчитать на звонкую монету, в котомках, реквизированных у разбойников, было целое состояние. Сопоставимое с ценой нескольких деревень вместе с людьми, скотом, а также всем прочим движимым и недвижимым имуществом.