Дженнифер Робертсон - Разрушитель меча

— Это был не танец, — тут же перебила она (доверьте женщине поменять тему разговора в середине дискуссии). — Танец по сути своей благороден. Это была казнь.

— Ну хорошо… — Дел была права, но рассуждать на эту тему я не собирался. У нас было достаточно других дел. — Слушай, я не знаю, что на уме у этих религиозных дураков, и ты не знаешь. Может они уже вернулись в Искандар…

— А что за пыль мы видели утром?

Признаю, иногда она бьет в точку.

Я вздохнул.

— Купи все в дорогу, баска. А я куплю немного вина.

— И воды.

— Да. И воды.

И акиви. Но ей я об этом не сказал.

В конце концов она пошла меня разыскивать. Я ждал ее прихода, зная, что любая женщина поступила бы так. Женщины заставляют вас ждать целую вечность когда вы хотите куда-то ехать, но если им нужно отправляться в дорогу, они не позволят вам задержаться ни на минуту. Я торопливо проглотил акиви.

Уже вторую чашку, но Дел об этом не узнает.

В комнате был полумрак, потому что кантины в пограничных городах — да и в любом пустынном городе, если уж на то пошло — днем освещаются только солнечным светом. Здесь, на Юге, солнечные лучи проходят долгий путь. Специальных окон в домах никогда не делают, а в восточной стене обычно пробивают одно или несколько отверстий, поскольку утреннее солнце самое прохладное. К середине дня, когда раскаленный диск высоко поднимается над горизонтом, лучи его в дом уже не попадают. Во второй половине дня в кантинах всегда полутьма, зато не сильно допекает жара.

Дел откинула полог, подвешенный у двери, чтобы в комнату не летел песок, и вошла в кантину. Ей достаточно было одного взгляда, чтобы понять, куда она попала. Кантина была маленькая, грязная, убогая. В ближайшем к двери углу, в грязи валялось едва дышащее тело, глубоко ушедшее в мечты хува. Второе тело, более похожее на живого человека, сгорбилось на табуретке около одного из восточных «окон». Когда Дел вошла, сидящий на табуретке что-то пробормотал и выпрямился. Я уже привык, что появление Северянки не остается незамеченным. Интересно, привыкла ли она. На одну секунду я вдруг увидел Дел глазами обычного Южанина, вспомнил, как сам смотрел на нее при первой встрече. Она была — и осталась — очень эффектной: высокая, с длинными руками и ногами, гибкая, невероятно изящная. Не женоподобная, а женственная во всех тонкостях этого слова. Даже скрытое под белым бурнусом, ее тело завораживало. А уж о лице и говорить нечего. Глубоко внутри меня что-то вспыхнуло. Это было не просто желание: меня переполнило запоздалое осознание, и я удивился, как же то, о чем другие мужчины могли только мечтать, досталось мне.

Мне стало легко и приятно.

Я приподнял чашку.

— Да озарит солнце твою голову.

Дел задумчиво осмотрела меня.

— Ты закончил?

Я по-дурацки ухмыльнулся, еще не оправившись от потрясения.

— Глоток, всего глоток… — и допил последние капли из чашки.

Голубые глаза сузились под подозрительно нахмуренными бровями.

— И сколько ты успел выпить?

Потрясение прошло, я вернулся к реальности и вздохнул.

— Столько, сколько можно успеть за короткий момент свободы, дарованный мне пока ты собиралась в дорогу, — я исследовал внутренности чашки, но акиви больше не обнаружил.

— С твоими темпами ты мог бы успеть выпить кувшин, — она недоверчиво посмотрела на мои фляги. — Ты в состоянии ехать?

— Я родился на спине лошади, — отрезал я, поправляя ремни фляг.

— Сочувствую твоей матери, — Дел наклонилась, чтобы поднять мешок. — Ты идешь?

— Уже пошел, — я быстро прошел мимо нее, задержавшись ровно настолько, чтобы повесить на ее протянутую руку пять фляг.

Всю дорогу от кантины Дел шипела, пытаясь распутать перекрутившиеся ремни.

— Я не понесу твое мерзкое акиви.

— Акиви несу я, у тебя вода.

Дел внимательно разглядывала меня, пока я садился на жеребца.

— Справедливое решение. У меня больше фляг чем у тебя.

— Я взял воды с избытком, — согласился я. — Мне пришло в голову, что у тебя случайно может возникнуть желание умыться.

Я развернул жеребца, пока Дел садилась, и мысленно усмехнулся, заметив, что она исподтишка дотронулась до лица. Вообще-то Дел не тщеславна, хотя боги благословили ее втройне, но я не встречал ни одной женщины, в которой тщеславия не было бы ни капли.

Каждый может позволить себе маленькую месть.

Едем. Снова. Только на этот раз моей голове было значительно легче. Я уже мог сидеть прямо. Клин клином приносит облегчение.