Елена Хаецкая: Изгнанник

Рослый и толстый бородач с обожженным на солнце лицом медленно повернулся в сторону вошедшего, однако ничего не сказал. Второй, рыжий и верткий, крутил в пальцах глиняную кружку, то и дело сухо поплевывая себе на колени. Длинноволосый ухмыльнулся и, нырнув под стол, принялся перевязывать обмотки на своих ногах.

— Здравствуйте, — проговорил Хэрибонд.

Ему не ответили. Толстый продолжал смотреть безмолвно.

— Я, может, присяду? — продолжил Хэрибонд и действительно пристроился на лавку сбоку.

Длинноволосый вылез из-под стола, почесался и тоже уставился на пришельца.

— Меня Хэрибонд зовут, — сказал Хэрибонд.

Толстяк отвернулся, очевидно, сочтя, что увидел достаточно.

— Я бы поел чего-нибудь, а лучше выпил, — Хэрибонд упорно не давал себя смутить. У него при себе не имелось денег, но он рассчитывал расплатиться кольцом. Кольцо у него красивое, с большим камнем.

— Деньги покажи, — буркнул толстый.

Хэрибонд снял с пальца кольцо. Длинноволосый ухватил колечко, поднес к глазам, потом подбежал к толстяку и положил перед ним.

— Есть вода, — сказал толстый. — И вчерашний хлеб, но он с травой.

— Пусть с травой, — ответил Хэрибонд. — Очень уж я проголодался. С дороги, понимаете.

— Понимаем, — с полным безразличием произнес толстый.

Он взял краюшку хлеба, налил воды в кружку и все это вручил длинноволосому, а тот уже подал Хэрибонду.

— Я издалека пришел, — жуя, начал рассказывать Хэрибонд, хотя его никто ни о чем не спрашивал. — Вот, к вам занесло судьбой. Странная у вас деревня.

— Чем это она странная? — поинтересовался рыжий.

— Как будто нежилая…

— Очень даже жилая, — обиделся рыжий. — Вполне жилая. Мы вот здесь живем. Вообще дворов пятнадцать.

— Семнадцать, — поправил толстый.

— Семнадцать! — подхватил рыжий. — А что тебе не нравится?

— Просто непривычно, — уклончиво отоветил Хэрибонд.

— А уж нам-то как непривычно! — заявил рыжий. Длинноволосый при этом энергично закивал. — Раньше, брат, совсем не так было. И дворов побольше, и всего… побольше.

— Когда это — раньше? — полюбопытствовал Хэрибонд.

— До троллей, — угрюмо сказал толстяк. — Вот когда. Будто ты не заметил.

— Чего?

— Троллей!

— Я в канаве сидел, — признался Хэрибонд.

— Самое умное дело, — похвалил толстый. И вздохнул: — Граница сместилась, понимаешь? Серая граница между мирами. Раньше у нас все по-другому было. Деревня, поле. Мы замку платили, отдавали часть урожая, а замок нас защищал. Ну, случались, конечно, изредка троллиные набеги… Но изредка, понимаешь?

— Кажется, понимаю, — неуверенно кивнул Хэрибонд.

— Кажется ему… — Толстяк вздохнул. — Вот и мне все кажется: открою глаза — а прежняя жизнь вернулась. Нет, брат, теперь уже не вернется. Как случилось большое нашествие троллей, так и Серая граница поползла… Видел бы ты, как она ползла, сущее бедствие! Вроде тумана, только живое. И быстро так катилась. Волна за волной… Прямо над землей стелилась, а глаза поднимешь — и неба не видать. Кое-кто ведь так и помер. От этого дела у тебя как будто все внутренности сгорают… Ну, не передать.

— Как болезнь? — осторожно предположил Хэрибонд.

— Точно! — воскликнул длинноволосый и, просияв, обратил взор к рыжему. — Точно ведь? Как болезнь?

Рыжий не ответил.

Толстяк облокотился о стол, навалился грудью, уставил густую кучерявую бороду прямо в лицо Хэрибонду.

— Видел, какое здесь солнце? Оно не для людей, такое солнце.

— Выходит, раньше эти земли принадлежали людям, а теперь их захватили тролли? — уточнил Хэрибонд.

Рыжий с толстяком переглянулись и дружно захохотали.

— Ну ты и дурак! — вытирая глаза, заявил рыжий. — «Захватили»! Ты хоть слушал, что тебе говорили-то? Серая граница сместилась. Смес-ти-лась. Это вот все равно как если бы наводнением затопило.

Хэрибонд долго молчал, осваиваясь с услышанным.

— Значит, я сейчас не в мире людей? — спросил он наконец.

— Ты в мире троллей, — ответил толстяк. — Здесь солнце троллиное, луны троллиные, земля — и та… И все мы им принадлежим. Ты ведь от них зачем-то схоронился, когда они проезжали?

Хэрибонд кивнул.

— А почему? — настаивал толстяк. — Почему ты от них прятался, а?

— Инстинкт, — ответил Хэрибонд. Ему не хотелось рассказывать о встрече с безумцем.

— Вот-вот… — Толстяк потер себе грудь, как будто у него побаливало сердце. А может, и впрямь побаливало. — Помирать-то никому не охота. А что стукнет в голову троллю — загадка нам с тобой не по зубам. Может, мимо проедет, может, обласкает или службу даст, а может и прибьет за здорово живешь. И не допытаешься, почему так, а не иначе. Даже и не пробуй их понять. Они ведь даже не злые.