Юлия Фирсанова - Дверь ВНИТУДА

— Каалахарна! — и кометой помчался к цветку.

Лишь у лепестков он немного затормозил, чтобы свечкой взмыть вверх и столь же резко ринуться вниз, в сердцевину бутона. От его падения пыльца взметнулась могучим взрывом, подобным фейерверку из мерцающих фиолетовых искр.

Взрывная волна сияющей пыльцы, как и полагается при взрыве, зависла грибом над соцветием, а потом начала распространяться во все стороны, в том числе и в сторону нашей кладовой.

Словом, убежать или дождаться затворения портала никто не успел. Нас накрыло с головой. «Надеюсь, оно не радиоактивно!» — мелькнула опасливая мысль, ноздри защекотали мельчайшие пылинки, и я оглушительно чихнула. Мой жалкий, какой-то кошачий чих потонул в групповом акте громового чихания. В глазах потемнело, пол ушел из-под ног, а когда прояснилось, оказалось, что я не стою в проеме двери, а почему-то сижу на кухонном диване.

Рядом, на полу, практически у моих ног, валяется куратор, пуская слюни на ламинат и вытирая его черной волной волос. А чуть поодаль лежит и Конрад, причем лежит не один. Руки вампира нежно и крепко, как величайшее сокровище во вселенной, сжимают меч в гигантских черных ножнах. Грудь вампира мерно вздымалась.

Убедившись в том, что оба моих как бы опекуна и подстраховщика от буйных гостей из-за двери живы и на первый взгляд здоровы, я вспомнила о минотавре: «Рогатик! Он же до сих пор в кладовой и выбраться не может!»

Соскочив с дивана (пришлось, конечно, переступить через куратора, ну да ладно, он все равно уже высокий, больше расти незачем), я рванула к кладовой. Распахнула дверь. Вид на луг — мечту импрессиониста и огромные клубы пыльцы исчезли как не бывало. А вместо крупноформатной объемной фантасмагории на тему «скрестили человека и быка» на скамье между канистрами с водой сидел крупный детина, прикрывший голову руками и съежившийся чуть ли не в клубок. Хорошо хоть портал на чудный лужок закрылся, унося с собой двух постояльцев.

— Эй, ты как? Живой? — осторожно уточнила я у перепуганного бедняги, сменившего минотавра на боевом посту.

— Геля, я живой, только странно. — Сиделец отнял руки от лица, распрямился, и я охнула. С вполне человеческого широкоскулого лица с носом картошкой и пухлыми губами на меня смотрели удивительно знакомые глаза Рогатика.

— Рогатик, ты?

Вот такие мы бываем дуры, женщины, переспрашиваем очевидное. Но парень удивляться не стал, только оторопело промычал:

— Я-я-я. — И добавил: — Только рога исчезли, копыта тоже и… хвост.

— Ты превратился в человека, — констатировала я.

— Значит, теперь я могу остаться здесь? — первым делом обрадовался Рогатик, то есть теперь уже бывший Рогагик. — Ты же говорила… — На середине предложения не-минотавр запнулся, отчаянно покраснел и спрятал руки между коленями. Набедренная повязка по-прежнему оставалась его единственной одеждой, только теперь из нее вполне можно было сотворить цельную кожаную тунику.

— Говорила, — пришлось согласиться, отказываться от своих слов было бы бесчестно. — Только я до сих пор не уверена, что ты не просто изменился, а изменился для того, чтобы остаться на Земле. Вполне возможно, для тебя все-таки откроется подходящая дверь.

— А если нет?

— Тогда устроим тебя тут! — бодро подтвердила я, очень надеясь, что, проспавшись, ЛСД не откажется заняться ассимиляцией экс-минотавра, тем паче что я готова предоставить ему под место жительства семейную дачу.

Вернувшись на кухню, первым делом я отключила таймер и вытащила из духовки на доску шарлотку. Судя по часам, в отключке мы как раз провалялись чуть больше десяти минут — ровно столько, сколько требовалось, чтобы довести сдобу до состояния полной съедобности. Даже спичкой для проверки тыкать не стала. А уж потом, после спасения обещанной вампиру-родичу выпечки, пришла пора заняться спящими. Каким-то удивительно востребованным для сна местом стал пол на кухне! Вчера я тут валялась, сегодня уже прилегли отдохнуть мы с Конрадом и ЛСД.

Кстати о птичках! Я хихикнула над тем, как к месту пришлась поговорка. Пора попробовать привести в чувство куратора. Пусть объяснит, чего тут творится. Опустилась на колени рядом с ним, пригляделась. Странно, без надменной гримасы лицо куратора оказалось не то чтобы красивым, но не лишенным эдакого мужского шарма. А еще у него были удивительно длинные и густые для мужчины ресницы. Наверное, бедняжки ужасно завидовали габаритам носа и изо всех сил пытались ему соответствовать.