Подобные мини-поселения пользовались в «одноэтажной Америке» все большей популярностью — и по целому ряду причин. Во-первых, среди соседей нет случайных людей, все друг друга знают и стараются ладить. Во-вторых, всегда чисто, ибо даже последняя сволочь не станет гадить там где живет. И, в-третьих, безопасно и спокойно — благодаря охране и высоченной ограде.
Ведь так?
Но сегодня Транквилити-Лейн, ни с какого боку не соответствовал этим признакам. Не было там ни чисто, ни спокойно, ни, тем более безопасно. Ибо туда, где безопасно и спокойно, полицию не вызывают; в этой простой истине Алан Макгрей успел неоднократно убедиться за годы своей службы.
Открывающаяся картина была живым опровержением тезиса о безопасности домовладельческих кооперативов. Ворота были распахнуты, проем пересекала желтая лента, рядом, почти впритык, располагались автомобили — «Скорая помощь», криминалистическая лаборатория, полицейские патрули с мигалками. Кого-то тащили на носилках (причем, в закрытом виде) кто-то с кем-то беседовал, кто-то что-то записывал. Неужели даже здесь кого-то убили?
Вздохнув, Алан Макгрей пролез под желтой лентой и протянул первому встретившемуся офицеру полиции свой жетон.
— А, инспектор Макргей! — оживился тот, — а мы вас заждались.
— Рад за вас, — буркнул Макгрей, — а что здесь, собственно, случилось?
— Резня, — коротко и емко ответил офицер.
— Могу я видеть место преступления? — инспектор с трудом сохранил профессиональное самообладание, хотя ответ буквально ошеломил его, не хуже пыльного мешка по голове.
— Можете, — сказал офицер, — только, скорее, это не «место», а «места». Местных жителей убивали в разных местах.
— С кого начнем? — с ноткой профессионального цинизма поинтересовался Макгрей.
— Хотя бы с супругов Нейсбаум, — полицейский повел его в один из очень схожих между собой коттеджей.
Впрочем, если приглядеться, в каждом можно было увидеть свои индивидуальные черты. В случае с домом Нейсбаумов таких черт было три: фамилия хозяев на почтовом ящике, сколоченный из досок лоток с намазанной белой краской вывеской «Лимонад: 5 центов», а также игрушка — гном с ружьем, в почетном карауле стоящий у крыльца.
Трупы, а, вернее, их меловые контуры, находились в супружеской спальне на втором этаже. Только не подумайте ничего пошлого или, наоборот, киношно-романтичного — смерть настигла супругов Нейсбаум вдали от кровати. На брачное ложе попало лишь несколько капель крови — да и то случайным образом. И то потому, что вышеназванной крови было много и везде — на стенах, полу, даже потолке.
— Джордж и Пэт Нейсбаум, — нудным голосом затянул полицейский, заглядывая в свой блокнот, — белые, тридцать два и тридцать один год соответственно. Время смерти… А вы что скажете, инспектор?
Что касается инспектора, то слушал он не очень внимательно, а, все больше, с умным видом разглядывал забрызганные кровью интерьеры спальни Нейсбаум. У полицейских это называется «осмотр места преступления». И многие сотрудники, особенно, молодые, считают этот процесс чуть ли не основной своей служебной обязанностью.
И только старые матерые копы, наподобие Макгрея, понимают, что проку в этом осмотре, по большому счету, нет. Едва ли невооруженным взглядом можно обнаружить что-то, что укрылось от криминалистов с их оборудованием. Эти самые копы, старые и матерые, разглядывали место преступления вовсе не для того чтобы найти какую-нибудь супер-улику — благодаря которой дело можно легко и быстро распутать. Их цели были куда более прагматичные — например, собраться с мыслями. Или просто изобразить трудовую активность, дабы не выглядеть пассивным слушателем.
— Что я скажу? — глухо отозвался Макгрей на вопрос коллеги по Департаменту, — я скажу пока только одно. Профессиональный убийца с этим преступлением даже рядом не валялся. Профессионалу хватило бы два точных выстрела, по одному в каждую голову, и в этом случае крови было бы немного. Так, пара лужиц под головами убитых. А супругов Нейсбаум убивали долго, неумело и жестоко. Бедняги, наверное, просто истекли кровью.
— Это все? — спросил офицер с блокнотом.
— Не совсем. Еще я скажу, что за два с лишним десятка лет своей службы в полиции впервые вижу нечто подобное. Перед нами, коллега, не заказное убийство, не разбойное нападение, и, уж точно, не «бытовуха». Для каждого из этих четырех вариантов затраченные усилия, так или иначе, сообразны результату. Здесь же мы имеем жестокость в чистом виде. Жестокость как самоцель. Столько кровищи могло бы быть в фильме Тарантино, но уж никак не в реальном преступлении.
Читать дальше