Галина Романова - Бывших ведьмаков не бывает

— Больно? — рассмеялся старик. — Поболит и перестанет. Впредь наука! Потом мне в ноги поклонится, благодарить станет за то, что ума всыпал… Эй, ты! Станешь благодарить?

Лясота молчал. Его всего трясло. И что он мог сказать? Что, если откроет рот, раздастся лишь лошадиное ржание?

— Гордый, — усмехнулся колдун. — Ничего, и не таких ломали. Авось постоишь — присмиреешь. Впредь наука!

Отбросив кнут, он шаркающей стариковской походкой направился к дому. Задержался на крыльце.

— Идите в дом, барышня.

Девушка заколебалась:

— Я не пойду. Я боюсь…

— За себя небось боитесь, барышня? — В устах старика это обращение звучало издевательски. — Вам не за себя, а за него бояться надо. Не пойдете в дом — ему же хуже сделаете.

Владислава бросила на привязанного коня быстрый взгляд и, опустив голову, мышкой шмыгнула на крыльцо. Хлопнула дверь. В маленьком окошке загорелся слабый огонек. Лясота остался один. Короткий повод уздечки не позволял ему опустить голову. А после бешеной скачки так хотелось пить и есть! Но даже если бы ему предоставили больше свободы, все равно поблизости не было ни ведра воды. А трава… мало того что росла далеко, за покосившейся оградой, так еще было трудно представить, как он возьмет ее в рот. За Каменным Поясом, когда бродил по тамошней тайге, с голодухи что только не приходилось есть. Даже сосновую хвою, случалось, жевал. Но чтобы траву… Впрочем, если хозяину вздумается надолго оставить его в облике жеребца, придется жевать овес и сено.

Вечер спустился быстро, словно только и ждал, когда колдун уйдет в дом. Сизые сумерки наползали, как туман, как вода в половодье — исподволь. Где-то в стороне догорал закат. Первые комары завели свою гнусавую песню, привлеченные запахом его крови и пота. Машинально шлепнув хвостом по бокам, Лясота попал жесткими конскими волосами по едва заветревшимся ранам и взвизгнул от боли. В овраге послышался какой-то шум, неразборчивое бормотание и повизгивание. Лошадиным острым слухом Лясота различал малейшие звуки, но отнюдь не радовался своему дару.

Он встрепенулся, когда тихо скрипнула дверь. Неясный силуэт показался на крыльце. Княжна Владислава? Она-то что здесь делает?

Подойдя ближе, она остановилась, рассматривая коня. Лясота тихо переступил с ноги на ногу.

— Не бойтесь, он уснул, — прошептала она. — Я вам хлеба принесла. Вы будете хлеб?

На ладони лежал кусок, посыпанный солью. Есть захотелось еще сильнее. Он потянулся, взял его губами. Кое-как запихнул дальше, за щеку. Вкусно! Ткнулся носом в ладонь, ощущая запах девичьей кожи и не зная, как еще отблагодарить за этот жест.

Свободной рукой девушка осторожно дотронулась до его шкуры. Он вздрогнул от легкого прикосновения.

— Больно? — Княжна отдернула руку.

Лясота помотал головой. Проклятая уздечка издевательски зазвенела всеми бляшками, словно засмеялась.

— Это… правда вы, Петр?

Он кивнул. Звякнула уздечка. Во рту был противный вкус железа. Мундштук мешался, натирая порванную губу, и он то и дело мусолил его, злясь на себя за то, что не может хотя бы вытолкнуть изо рта эту дрянь.

— Если бы своими глазами не видела, ни за что бы не поверила! Что он с вами сделал?

Он вздохнул. Как ей объяснить?

— Знаете, а вы красивый! — Поколебавшись, Владислава все-таки дотронулась рукой до его лба, провела по носу, щекам, коснулась шеи. Лясота терпел эту странную ласку, вздрагивая лишь, когда девушка задевала рубцы. — Папа сказал бы — породистый. Золотисто-каурый. Я немного разбираюсь в лошадях. У нас с папой небольшой завод был. Мы с ним однажды были на конской ярмарке и там видели таких лошадей…

Лошадей! Он невольно заржал, и девушка отдернула руку.

— Простите меня! — Даже в темноте было видно, как она покраснела. — Я не должна была так говорить. Я дурная и невоспитанная. Вам плохо, а я… Простите! Я не хотела. Просто я люблю лошадей… Ой, я опять говорю что-то не то! Но я не такая, честное слово! Мне вас очень жаль! Может быть, я могу чем-нибудь помочь?

Он вздохнул. Как ей объяснить про уздечку? Потянулся носом, ткнул в крюк, к которому она была прикручена.

— Отвязать? — догадалась княжна. — Вас надо отпустить?

Он тряхнул шеей. Отпустить, и тогда он сможет убежать и бегать в облике коня до тех пор, пока кто-то не снимет с него узду, вернув прежний вид. Над ним не будет власти старого колдуна, но что будет потом? Если он действительно породистый жеребец, как сказала княжна, вдруг первый же встречный захочет забрать его себе? А там — кто знает, какая его ждет судьба? Запрягут в телегу? Или отправят на конскую ярмарку, чтобы какой-нибудь помещик купил его для своих кобыл? Нет, конечно, рано или поздно с него сняли бы уздечку, но чего придется натерпеться до этого момента? А вдруг на ярмарке его захочет купить сам колдун? Что он с ним сделает тогда за ослушание? И как быть с Владиславой? Оказавшись на свободе, он может убежать, но девушка-то останется тут, заложницей. Нужна ли ему свобода такой ценой?