– Возьми мой меч, – сказал Джонатан, его дыхание стало прерывистым. Он указал на Фаэсфорос, который лежал чуть поодаль. – Вскрой, вскрой его.
– Вскрыть? – спросила Изабель в недоумении, но Джейс уже двигался, чтобы взять меч, спрыгивая с помоста. Он прошел через зал, мимо толпившихся Омраченных, мимо круга из рун, туда, где лежало тело демона Бегемота в луже его гноя.
– Что он делает, – спросила Клэри, хотя когда Джейс взмахнул мечом и рассек тело демона, все стало ясно. – Откуда он знает …
– Он … знает меня, – выдохнул Джонатан.
На пол вывалились зловонные кишки демона; лицо Джейса скривилось от отвращения, а потом от удивления, и потом от понимания. Он наклонился вниз и голой рукой вытащил что-то шероховатое, блестящее от гноя. Он поднял это вверх, и Клэри узнала Дьявольскую Чашу.
Она посмотрела на Джонатана, его глаза закатывались назад, а по телу пробежала дрожь.
– Ск-к-кажи ему, – заикался он, – Скажи, что бы он бросил ее в кольцо рун.
Клэри подняла голову.
– Брось ее в кольцо! – крикнула она Джейсу, а Аматис развернулась.
– Нет! – закричала она. – Если разрушится Чаша, то мы все умрем!
Она бросилась к помосту.
– Лорд Себастьян! Не позволяйте сокрушить Вашу армию! Мы все Вам верны!
Джейс посмотрел на Люка. Он смотрел на свою сестру с выражением безграничной печали, печали такой же глубокой, как смерть. Люк потерял свою сестру навсегда, а Клэри только сейчас обрела своего брата, брата, который не был с ней всю жизнь, и все равно, в обоих случаях – это была смерть.
Джонатан, чуть навалившись на плечо Джослин, посмотрел на Аматис, его зеленые глаза похожи на огни.
– Прости, – сказал он. – Я не должен был тебя создавать.
И он отвернулся от нее.
Люк кивнул Джейсу, и тот бросил Чашу в кольцо из рун так сильно, как только мог. Она ударилась о пол и разбилась на мелкие кусочки.
Аматис ахнула, и прижала руки к груди. На мгновение, лишь на мгновение, она посмотрела на Люка так, будто узнала его, в ее глазах была даже любовь.
– Аматис, – прошептал он.
Ее тело упало на землю. За ней последовали Омраченные. Один за другим они падали там, где стояли. Зал был заполнен телами.
Люк отвернулся, слишком много боли в его глазах, и Клэри было невыносимо на него смотреть. Она услышала крик – далекий и хриплый. На мгновение она подумала, не был ли это Люк, или кто-нибудь другой, кто был в ужасе от того, что гибло столько много нефилимов, но крик все нарастал и нарастал, и превратился в громкий визг, от которого задрожали стекла и пыль поднялась за окном, которое выходило на Эдом. Небо стало кроваво-красным, а крик все продолжался, теперь уже более глухой, задыхающийся от печали, словно вся вселенная плакала.
– Лилит, – прошептал Джонатан. – Она оплакивает своих умерших детей, детей по крови. Она плачет по ним, и по мне.

Эмма вытащила Кортану из тела мертвого воина фейри, не обращая внимания на пятна крови на ее пальцах. Она думала только о том, как добраться до Джулиана – она видела ужасающий взгляд на его лице, когда он опустился на землю, а если Джулиан сломлен, тогда сломлен был весь мир, и уже больше ничего не будет правильным.
Ее окружила толпа; но она едва обращала на них внимание, когда пропихивалась сквозь них к Блэкторнам. Дрю прижалась к колонне за Джулсом, она укрыла своим телом Тавви, чтобы его защитить. Ливия все еще держала за руку Тая, но теперь она стояла с открытым ртом и смотрела мимо него. А Джулс – Джулс все еще сидел, прислонившись к колонне, но начал поднимать голову, и когда Эмма поняла, что он пристально куда-то смотрел, обернулась, чтобы посмотреть куда именно.
По всему залу Омраченные начали падать. Они валились, как поверженные шахматные фигуры, молчаливые, не издающие ни звука. Они падали, блокированные в бою с нефилимами, а их братья-фейри уставились на то, как воины Омраченных падали один за другим на пол.
Резкий крик победы вырвался из горла нескольких Сумеречных Охотников, но Эмма едва их услышала. Она бросилась к Джулиану и опустилась рядом с ним на колени. Он посмотрел на нее, его зелено-голубые глаза были несчастными.
– Эм, – хрипло проговорил он. – Я думал, что фейри тебя убьют. Я думал …
– Я в порядке, – прошептала она. – А ты?
Он покачал головой.
– Я его убил, – сказал он. – Я убил своего отца.
– Это был не твой отец.
У нее слишком пересохло в горле, чтобы продолжать говорить. Вместо этого она протянула руку и нарисовала на тыльной стороне его ладони. Не слово, а знак: руну храбрости, а потом, несимметричное сердце.
Читать дальше