Кристофер Сташеф - Шаман

— Огерн! — воскликнул воин.

— А я Манало. Кто та женщина, которая рожает так долго и тяжко?

— Рил, моя жена, моя любимая, звезда моих ночей!

— Отведи же меня туда, где она лежит, — попросил Огерна Манало.

—Пойдем! — обрадовался Огерн и, развернувшись, вошел в родильную хижину.

Они едва переступили порог, как Рил закричала — страшно, дико. От этого вопля сердце Огерна, казалось, разорвется на части. Спина жены изогнулась дугой, каждая мышца напряглась. — Огерн даже испугался, что мышцы вот-вот оторвутся от костей.

Манало остановился, наблюдая — именно наблюдая, — Огерн метнул в него гневный взгляд. Как мог этот человек оставаться таким спокойным, когда тут такие муки? Но в конце концов это была не его боль и не его жена! Огерн с трудом сдерживался, но не успел он и рта раскрыть, как вопль жены утих и несчастное, измученное тело Рил обмякло. Огерн бросился к жене, но Мардона предостерегающе выставила руку. Огерн остолбенел, пожирая жену испуганными глазами, а мудрец шагнул вперед, откинул капюшон и протянул старухе руку:

— Я Манало.

— Я Мардона, — отозвалась шаманка и спросила: — Что тебе тут надо? Разве не знаешь, что здесь не место и не время быть мужчинам?

— Я тоже шаман, — отозвался Манало.

— Его послал Ломаллин! — вырвалось у Огерна, а Рил повернула голову и устремила на Манало взгляд, полный надежды.

— Несколько дней назад я услыхал зов Ломаллина, — объяснил Манало, — и пришел сюда, ибо он передал мне знание о том, что женщина народа бири страдает от боли.

— А что ты такого можешь, чего не умеем мы? — язвительно спросила Мардона.

— Может быть, и ничего, — признался Манало, — а может быть, и много чего. Я могу коснуться этой женщины?

Мардона глянула на Рил, та отчаянно кивнула. Шаманка перевела глаза на Огерна.

— Конечно! — воскликнул тот.

Манало кивнул, передал Огерну свой посох, подошел к Рил и опустился на колени рядом с лежанкой.

Огерн держал посох странника и поражался тому, какой покой исходил от обычной, казалось бы, палки. Он вдруг почувствовал, что уже способен переносить вопли Рил — а она снова закричала — и смотреть на нее без такого ужасного страха. Теперь Огерн почему-то знал, что Рил останется в живых.

Манало положил руки на раздувшийся живот Рил и, уставясь в одну точку, принялся ощупывать его пальцами. Казалось, пальцы бродят по коже как бы сами по себе. Каким-то чужим, отстраненным голосом он проговорил:

— Ребенок запутался в пуповине. Он рвется вниз, а его оттягивает назад.

Мардона выпучила глаза.

— Откуда тебе это знать?

— Я смотрю и вижу глазами Ломаллина, — отвечал мудрец, и голос его набрал силу. Окончательно очнувшись от транса, он обернулся к Мардоне. — Ребенок так закручен в пуповине, что от ее длины ничего не осталось. Женщина тужится, а ребенка затягивает в матку.

— Бедняжка! — вырвалось у Мардоны. — Но как ты спасешь их?

— С помощью вот этого, — мудрец вынул из-под плаща длинную тонкую палочку с небольшим лезвием на конце, — мы должны перерезать пуповину до того, как дитя родится, но, чтобы сделать это — да-да, именно я должен сделать это, — мне нужно проникнуть в утробу женщины, потому что я должен видеть все так, как видел только что.

Мардона смотрела на мудреца, и гордыня боролась в ней с заботой о Рил. Наконец она кивнула, и Огерн облегченно вздохнул.

— Есть ли у меня разрешение отца? — спросил мудрец.

— Есть!

— Хорошо, — кивнул Манало. — Но ты должен выйти из хижины, Огерн. Тебе нельзя смотреть.

Огерн растерялся.

— Не бойся, я не обману тебя и никуда не денусь, — тихо проговорил Манало. — Если она умрет, можешь изрезать меня на куски, а дверь тут только одна.

— Не стану я тебя резать!

— Тогда уходи.

Огерн опустил голову и вышел.

Он был у двери, когда Рил снова закричала. Огерн заставил ноги двигаться, а глаза смотреть вперед.

Выйдя на мороз, он всей грудью вдохнул холодный ночной воздух и поежился, хотя холода он и не чувствовал, а потом посмотрел на звезды и прошептал молитву благодарности Ломаллину.

Крик Рил нарушил тишину ночи еще раз, и еще, и еще, но затем крики сменились стонами: то стонала Рил, то слышались подбадривания Мардоны. Зашуршали шкуры, закрывавшие вход, и рядом с Огерном встал Манало.

— Теперь с ребенком все как надо, — сказал он. — Ждать осталось недолго, примерно час.

Огерн не стал спрашивать, что такое «как надо», он только пылко проговорил:

— Благодарю тебя от всего сердца, Манало!