Кристофер Сташеф - Шаман

Рил собралась что-то ответить мужу, но он приложил палец к ее губам.

— А теперь молчи. Трудись тогда, когда твоему телу положено трудиться, а когда можешь — отдыхай. Ради ребенка. Ради меня.

Тело Рил напряглось, она вскрикнула и так крепко вцепилась в руку Огерна, что тот поразился, откуда столько силы в таких хрупких пальцах. Когда Рил обмякла, она долго не могла отдышаться и смотрела на мужа широко раскрытыми одичалыми глазами, в которых стояла смерть. Огерн в страхе вглядывался в жену. Его спасло то, что кто-то положил руку ему на плечо. Он дико взглянул на пришедшего… на него с пониманием и состраданием смотрела седовласая старуха. Старуха поманила его и отвернулась. Огерн проводил глазами старуху, потом вернулся взглядом к маленькой руке жены, бессильно лежавшей в его руках, к ее закрытым глазам, лицу, покрытому капельками испарины.

— Отдохни, любимая, — пробормотал Огерн. — Мардона отсылает меня, но я, как только смогу, снова приду к тебе.

— Иди, — прошептала Рил, но даже глаза не открыла. Она выглядела такой изможденной, такой измученной, что Огерн не сразу решился встать и пойти следом за Мардоной к выходу, отодвигая развешенные шкуры, закрывавшие дом от ветра.

Снаружи лежал белый, чистый снег, приглаженный уже стихшим ветром, небо было чистым — таким чистым, будто звезды погрузили в прозрачный лед. Но Огерн и холода не заметил, потому что увидел тоску в глазах Мардоны.

— Она должна жить! — крикнул он, опомнился, взял себя в руки и прошептал: — Она должна!

— Будет жить — значит, ей помогут боги, — угрюмо буркнула Мардона. — Не сомневайся, я все сделаю, чтобы испросить их помощи, Огерн, но боюсь самого худшего.

Огерн чуть было не схватил старуху за плечи, но снова вовремя сдержался.

— Это не должно случиться!

— Тогда молись! — просто проговорила Мардона. — Это самое лучшее, что ты для нее сейчас можешь сделать. Молись Ломаллину, а уж мы позаботимся о Рил. Внутри тебе делать нечего, Огерн. Ты боишься, и она чувствует твой страх.

Огерн хрипло вскричал и упал на колени.

— Молись, — еще раз посоветовала ему Мардона и ушла в хижину.

Огерн стоял на коленях в снегу. Он застыл, в голове у него было так же пусто и холодно, как вокруг. Огерн смотрел на усыпанную звездами бездну небес — вот одна из множества звезд на небе загорелась ярче других. Он устремил к ней свой взор и мысленно вымолвил: «Ломаллин! Бог людей, защитник человечества! Будь сейчас с нами, молю тебя! Сделай, что в твоих силах, чтобы Рил осталась жива! О Ломаллин, пошли Мардоне мудрость, а ее рукам ловкость, и пошли Рил разрешение от бремени!»

Он говорил и говорил с Ломаллином еще и еще, делился с божеством своими страхами и ужасом. Долго ли, коротко ли Огерн вот так простоял в снегу, он не понял, но наконец он взглянул в сторону леса… и увидел фигуру человека в светлом плаще с капюшоном, отороченным темным мехом. Человек шел по заснеженной опушке кубитах в ста от деревни. Посох вздымался и падал в руке незнакомца.

В сердце Огерна затеплилась искорка надежды — такой надежды, какую он даже боялся почувствовать, но он все же дал искорке разгореться, покачиваясь, поднялся с колен и, спотыкаясь, побежал к человеку в плаще, крича:

— Добро пожаловать, странник!

Человек поднял голову, укрытую капюшоном, и в тени, отбрасываемой мехом, блеснули веселые глаза.

— Доброй ночи тебе, охотник!

Огерн резко остановился. У него вдруг слова застряли в горле.

— Да по… поздновато охотиться.

— Еще как поздновато, — согласился незнакомец.

У него была короткая густая жесткая бородка и длинный прямой нос. Глаза большие, а брови такие же густые, как борода.

Так и не сумев найти нужные слова, Огерн спросил:

— Откуда ты идешь?

— От Ломаллина, — ответил незнакомец. — Пять ночей назад, Ломаллин во сне узнал, а я узнал от него, что здесь будет трудно рожать женщина, что ее жизни будет грозить опасность.

Огерн издал звериный вопль, словно его раздавили, и повалился к ногам незнакомца.

— Вставай, вставай, охотник! — Мудрец склонился и помог Огерну подняться. Это у него получилось так легко, словно веса в здоровяке Огерне было не больше, чем в птичке. — Так ты, стало быть, ее муж?

— Да, и если ты сможешь спасти ее, незнакомец, я всю жизнь буду твоим должником.

— Не моим, а Ломаллина, — решительно поправил Огерна странник. — Хотя ему нужны не рабы, а верные последователи. Но не стоит считать жизни до тех пор, пока они не спасены, охотник. Как твое имя?