Жена на полставки (СИ)

Перешагнув порог моей комнаты, Грэг не устремился сразу к кровати, а с интересом пробежался глазами по интерьеру. Я хмыкнула, вспомнив, как сама озиралась по сторонам совсем недавно.

— Нравится?

— Уютно! — кивнул муж. И это не было комплиментом. Его первая жена не отличалась хорошим вкусом, и свою часть хозяйских апартаментов я переделала сразу после свадьбы, ликвидировав все пылесборники, колченогие пуфики и пестрящие узорами и позолотой обои.

Черное сердце на бежевом шелке одеяла удостоилось лишь мимолетного взгляда, а вот прочим элементам послания внимания досталось куда больше. А если точнее — конверт и розовая карточка подверглись тщательному изучению, а вот ключик куда- то пропал. Я, укрывшись за дверцей шкафа, сменила плащ из покрывала на халат и, отодвинув прикроватный столик, принялась осматривать пол, но ни алой ленточки, ни самого ключа нигде не было видно.

— Пропал! — раздосадовано сообщила я, поворачиваясь к Грэгу, облюбовавшему одно из двух плетеных кресел в нише у окна. В моей светлой, утонченно- женственной комнате мужчина смотрелся чуждо, но на удивление привлекательно. Я даже засмотрелась на миг. На лице мужа уже не было следов ни измождения, ни недавней хмурой сосредоточенности, лишь налет привычной снисходительной насмешки. И это успокаивало.

— Присаживайся, ветреная моя, — жестом указал мне супруг на второе кресло.

Я с готовностью подхватила с прикроватной тумбы поднос с завтраком и, переставив его на стеклянный столик, вплотную придвинутый к подоконнику, уселась напротив мужа. Уклад нашей личной жизни мог быть любым, но правила предписывали сервировать всегда на двоих, и в тот момент вторая чашка впервые пришлась кстати. Я степенно, словно матрона со стажем, разлила по чашкам ромашковый отвар, добавила мужу пол- ложечки меда, как он любил, и передала напиток. Грегори так же уверенно, словно этот простой ритуал в подобной обстановке был для нас повседневным, принял кажущийся в его руке крохотным элемент гэврского* сервиза, сделал глоток и подчеркнуто ласково произнес:

— Признавайся, непостоянная моя, о которой их жертв своего сногсшибательного обаяния забыла мне поведать?!

Я даже оскорбилась:

— Грэг! — муж в ответ на мой возмущенный возглас только слегка приподнял брови в немом вопросе и сделал еще один глоток. — Ты же знаешь, я всегда и все тебе рассказываю!

— Видимо, не все, Эль. Потому что отпечаток кокона [10] Кокон — энергетическая оболочка, аура. на этом конверте мне не знаком.

По сути, этой фразой мужчина открыто признался, что изучает слепки [11] Слепок — след, оставляемый аурой. энергетической оболочки всех моих кратковременных возлюбленных. Но я об этом и прежде догадывалась. В конце концов, именно уверенность, что лэйд Брэмвейл — один из сильнейших магов Латии [12] Латия — название города. , знаменитый охотник на калфов [13] Калф — потусторонняя тварь из разлома. , как никто другой, сможет позаботиться о безопасности супруги, и помогла мне год назад принять решение. А ведь я уже подумывала перебраться в Равнинную обитель [14] Обитель — небольшое поселение при храме, своего рода монастырь. . Девичью, разумеется.

Иногда я ужасно жалела, что родилась в семье третьего круга [15] Круги — традиционно общество делится на три слоя: первый круг низший, третий — сродни аристократии. . И не потому, что так уж желала быть чьей- то кайрой, как Хайда, или поварихой. Не многим больше меня привлекала и судьба торговки или учительницы, но проверке кровью повелителей ни первый, ни второй круг не подвергались. Только третий считался достойным. И достаточно сильным, чтобы принять дар. Всего одна капля, полученная в храме Змея [16] Змей — верховное божество. через неделю после рождения, а как она меняла жизнь! Кому- то, как Грэгори, везло больше всех — кровь приживалась в организме и, начав менять его в возрасте десяти- двенадцати лет, делала магом. Именно магом — чародеев женского пола можно было пересчитать по пальцам. Остальные же дети третьего круга, пережив продолжительную лихорадку, приобретали какую- нибудь особенность. Индивидуальную, неповторимую. Так подруга моего детства умела говорить с птицами, кузен Люрвиг — чувствовать воду, его брат Кардайл — оставлять выжженные отпечатки пальцев на любом предмете, тетка Марвейн — копировать голоса. Дар мог быть как полезным, так и абсолютно нелепым, но мой оказался совершенно ужасным именно для меня. Любой свободный от сердечной привязанности, в кого я влюблялась, неизменно отвечал мне взаимностью. Нужно ли говорить, каким кошмаром оборачивалось мое непостоянство?!