Александра Черчень - Курсовая и дипломная работа по обитателям болота. Дилогия

Грустно покосилась на свой «личный фронт», который в данный момент провожал заинтересованным взглядом эффектную стройную брюнетку, явно нечеловеческой расы. Гаира, что ли? Судя по едва заметному гребню, тому, как сверкают глаза, и грации движений.

Кик внезапно посмотрел на меня, потом снова на гаиру, видимо, понял, что я тоже на нее полюбоваться успела, склонился к уху и тихо сказал:

— Не ревнуй.

Вот бессовестный!

Возмущенно фыркнула и отвернулась, но Феликс еще не закончил. Нежно поцеловал в щечку и продолжил:

— Мне, между прочим, тоже нелегко, когда ты с Лелем. И вообще… смотреть на интересную женщину не грех, особенно смотреть и понимать, что, во-первых, моя лучше, а во-вторых, платье аналогичного покроя ей бы очень пошло. — Пока я краснела и пыталась осознать, Кик решил не останавливаться на достигнутом и продолжил смущать: — Но так как брюнетка доска доской, а ты у меня в этом плане более одаренная, чувствую, носить это будешь исключительно в спальне и явно недолго… ровно от того момента, как я тебя в нем увижу, и до постели.

— Кик! — охнула я и возмущенно посмотрела в смеющиеся голубые глаза. Мужчина обнял меня за плечи, привлекая к себе, приподнял подбородок и коснулся уголка губ легким поцелуем. — Хватит!

— Не обманывай. Тебе нравится, — мурлыкнул этот бессовестный, но все же отстранился.

Прервала нас Анастасия:

— Ребята, а может, потом о… моде поговорите, а?!

Ла-Шавоир сел ровно, но улыбочка на его губах окончательно вогнала меня в краску, про хитрые взгляды, думаю, даже говорить не надо.

Тут случилось то, что просто невозможно было игнорировать. Что переключило мое внимание целиком и полностью, заставило забыть про все.

Свет погас. В зале повисла такая оглушающая тишина, что я не слышала даже дыхания, хотя тут было очень много людей. И в этом молчании почти оглушительно громко прозвучали шаги босых ног по сцене. С потолка упал луч, выхватывая из мглы фигуру мужчины с виолончелью, и я опять застыла.

Лель.

Лельер Хинсар. Мастер Пытки.

Он был в простой рубашке, жилете и штанах, закатанных до лодыжек. И босиком…

Волосы в таком освещении казались белоснежными, лицо застывшим, а глаза невероятно яркими стекляшками кристально чистого, синего цвета. Вот только… на дне плескалось что-то очень нехорошее. Пока скованное, но это ненадолго.

Странно, когда выходили его музыканты, своды почти содрогались от воплей поклонников, но стоило показаться долгожданному солисту… тишина. Потому что Лель всегда умел появляться эффектно. Лельер умел все, если хотел. И он производил такое впечатление, какое хотел. Как тогда, в моем кабинете, он меня напугал почти до заикания. Жуткий.

Но сейчас… сейчас игры не было. Потому что не нужно. Потому что все темное, что в нем было, сейчас плещется на самой поверхности, удерживаемое лишь невероятно тонкой и прочной нитью под названием «сила воли». Но она такая непрочная… и такая эластичная.

Пределы допустимого — очень хрупкая вещь, которая сейчас трещит по швам.

Несколько легких шагов, и он подходит к высокому стулу, садится, прижимает к себе виолончель и внимательно смотрит в зал, а потом в тишину падает:

— Добрый вечер, господа. — Шут обвел молчаливую толпу тяжелым взглядом, и его губы дрогнули в едва заметной улыбке. Улыбке Мастера. Это не беспечный Лель. Теперь там даже следа его не осталось. Лель никогда не улыбался так… хищно. — Вы все предупреждены, что программа сегодня очень необычная, и я гарантирую, что большей части присутствующих она не понравится. Так что у вас есть шанс уйти до потрясений нежной психики.

Естественно, никто и не двинулся с места. Может быть, потому, что сейчас Лель, как никогда, напоминал одного удава, который открыл охоту на бандерлогов. И да, мы его хорошо видели. Правда, подходить не хотелось.

— Ну хорошо. Я все сказал. — Очередная улыбка, и Лельер обратил взгляд на виолончель. ЕЕ виолончель. Нежно проводит пальцами по изгибу грифа, касается струн и с неожиданной силой сжимает деку. Меня всегда поражало то, как он относится к этому инструменту. Как будто постоянно борется с желанием разбить, раздавить, уничтожить, но в последний момент сдерживается и касается ее очень бережно и нежно, чтобы не выпустить силу из-под контроля. Лельер, ЗАЧЕМ ты хранишь этот инструмент?!

Он развернулся к своим коллегам и что-то тихо сказал. Шан вздохнул, варан с явственно видимым осуждением покачал головой, но послушно сел за барабанную установку. Из всей группы я знала только их. С остальными как-то не сталкивалась.