Жан-Луи Фетжен - Час эльфов

Она не закончила фразу, но прижалась к нему еще плотнее. Несмотря на это, несмотря на жар ее тела и нежность губ, которые он ощущал кожей, Мерлин почувствовал, что между ними что-то нарушилось. Тогда он открыл глаза и повернулся к ней.

– Если бы ты не любила Утера, Рианнон бы не родилась, – сказал он. – Не ты разрушила этот мир, знаешь ли, не ты и не он. Но, возможно, она его спасет…

Ллиэн грустно улыбнулась, отодвинулась от него и вытянулась на спине, глядя на проплывающие в небе облака.

– Это прекрасно, но не имеет смысла…

– Если это не имеет смысла, то оттого, что боги не знают, что творят, – вдруг пылко ответил Мерлин. – Ты помнишь пророчества рун? Этель, руна дома. «Битх оферлеоф аэгхвилъкум… Дом дорог сердцу каждого». Руна Рианнон была перевернута, и ты поверила, что это плохое предзнаменование, что она навсегда останется одна, вдали от себе подобных… Однако я вижу другое, Ллиэн. Я вижу мир, где не будет больше ни эльфов, ни людей, ни гномов, ни монстров, но будет одна единая раса, равная богам, которой боги больше не будут нужны. Рианнон – ни эльф, ни человек. Она та, кем мы все станем когда-нибудь.

– Она такая, какой ты уже есть, – сказала Ллиэн. – «Без рода, без племени…» Это твои собственные слова.

– А ты? Какой он, твой народ? – прервал ее Мерлин.

Она не ответила. Она сидела, обхватив руками колени, и когда опустила на них голову, черная завеса ее волос почти полностью скрыла ее от взора мужчины-ребенка.

– Прости меня, – пробормотал он. – Я не хотел тебя обидеть… Мы думали, что мир создан, чтобы быть всегда, но как раз в этом нет никакого смысла. Ничто не длится вечно… Мир меняется, да, но это потому, что боги хотят, чтобы он менялся. А мы являемся их инструментами – ты, я, Утер, Рианнон…

Ллиэн повернула голову, прижавшись щекой к колену.

– Они могли бы придумать что-нибудь получше, – сказала она. – Скоро монстры будут править миром.

– Монстры подчиняются богине, так же как и все мы. Боги захотели, чтобы они покарали людей, – так и свершилось. А нам теперь предстоит победить их, чтобы воля богов была выполнена, чтобы все эти ужасы прекратились, и чтобы твоя дочь смогла, наконец, царствовать над мирным народом.

Ллиэн снова улыбнулась и отвернулась от него.

– Ты мечтаешь, милый Мирддин… Ты еще более слеп, чем Ллэндон, и более глух, чем старый Гвидион. Эльфы не будут драться. С кем ты хочешь победить Безымянного? С Дорианом, Кевином и другими? Горстка эльфов против войска монстров? Ты сам не знаешь, что говоришь…

Мерлин подошел к ней, отодвинул завесу волос, прикрывавшую ее лицо, и нежно привлек Ллиэн к себе.

– Вовсе не королевская армия уничтожила гномов, – прошептал он ей на ухо, вдыхая исходящий от нее аромат скошенной травы. – Если они сейчас и исчезают, то потому, что лишились талисмана. Впрочем, никакая армия, какой бы сильной она ни была, не может истребить целый народ. Посмотри на монстров. Понадобилось десять лет сражений и резни, чтобы отбросить их за Границы. Кажется, что они побеждены, однако они опять возвращаются, еще большим числом, чем прежде. И в новой войне их нельзя будет победить. Но, напротив, если у нас будет их талисман…

Ллиэн подняла на него взгляд своих ярко-зеленых глаз. Теперь она осознала смысл его слов.

– Без талисмана, – сказал он, – любой народ обречен.

В помещении нечем было дышать. Окна, затянутые вощеной тканью, не пропускали воздуха, огромные поленья потрескивали в камине на толстом слое углей, и одурманивающие духи Маольт кружили им головы еще больше, чем выпитое вино. Старая скупщица краденого была голодна, и надо было вынести не слишком-то привлекательное зрелище ее трапезы, пока она, закутавшись в меха и шелка, несмотря на удушающую жару в комнате, не очистила стол от всех съестных припасов. Утер с усмешкой поглядывал на аббата Илльтуда, который с отвращением взирал на старуху и ворчал в бороду, что такое несметное количество еды пожирается с такой жадностью в то время, когда у многих бедняков нет даже хлеба. Однако ее ужимки и чавканье, сопровождавшие поглощение пищи, в конце концов вывели из терпения и молодого короля, и когда она протянула свою чарку, чтобы растерянный виночерпий наполнил ее в очередной раз, он перехватил кувшин и отставил его подальше в сторону.

– Ты хотела говорить со мной или приехала только ради того, чтобы набить брюхо?

Старуха бросила на него неодобрительный взгляд и поставила на стол свой оловянный кубок.