Жан-Луи Фетжен - Час эльфов

– Богом заклинаю, все вы, замолчите!

Мощный голос аббата перекрыл всеобщий шум, все озадаченно и стыдливо примолкли. Бран перестал брыкаться, и когда Ульфин слегка ослабил свою железную хватку, яростно вырвался из его объятий.

– Вон отсюда! – прогремел Утер. – Вон отсюда навсегда, и ты, и твои гномы! Отныне в Совете нет для вас места!

Бран кипел от ярости. Но рыцари стояли непроходимой стеной между Утером и гномами, и стена эта была столь высока и массивна, что Бран даже не мог видеть короля. На краткий миг его глаза встретились с глазами Мерлина, все еще лежавшего на полу с растерянным видом, с наливающимся на скуле кровоподтеком.

– Мое мнение такое же, – проговорил Бран. – А впрочем, здесь и нет никакого Совета… Я вижу здесь лишь сборище людей и трусов.

Он плюнул на землю, после чего гномы все как один повернулись и толпой вышли из зала Совета.

Как только они покинули зал, Утер, пошатываясь, занял свое место, не дожидаясь, пока к нему подойдут коннетабль или королева.

– Я оставляю меч Экскалибур у себя, – сказал он отрывисто. – И если кто-либо посмеет мне помешать, на него падет гнев Пендрагона.

Эльфы, более бледные чем обычно, глухо зароптали, выражая свое неудовольствие, но тут же умолкли, как только король поднял на них свой потемневший взор.

– Государь, но это невозможно, – сказал наконец Гвидион.

– В самом деле?

Утер показал ему свою окровавленную ладонь, и все увидели лужицу крови, которая натекла с нее на бронзовый стол.

– Никто не имеет права вносить в Совет оружие, кроме рыцарей. Это закон, и ты о нем знаешь, и он о нем знал! Однако все вы видели, что он совершил! Теперь скажи, можно ли после этого доверять гномам!

Старый друид сгорбился под гневными выкриками короля и отвел глаза от изрезанной руки, которую тот протянул к нему. Но все же возразил:

– На этой земле не будет мира, пока гномам не будет возвращен их талисман. Никто не может пойти против воли богов.

– Каких богов? – перебил Илльтуд. – Единственный Бог, о котором здесь говорят, – это Господь Наш, и Его воля – воля короля!

Гвидион пристально посмотрел на аббата, потом покачал головой и, не говоря ни слова, вышел из зала в сопровождении принца Дориана.

– Отлично! – воскликнул Утер, как только они переступили порог. – Уходите и вы тоже! Скажите вашей королеве, что мы будем в одиночку противостоять нашествию монстров, во имя великой славы Божьей! Эта земля – человеческая, вы слышите меня? Эта земля принадлежит людям навеки!

Эти слова еще долго отдавались эхом в коридоре, где замирали удаляющиеся шаги эльфов. Утер повернулся, ища глазами Мерлина, но мужчина-ребенок незаметно исчез, по своему всегдашнему обыкновению. Утер почувствовал уколы совести.

Как и сказал Бран, в зале Совета остались только люди; молчаливо собравшиеся вокруг стола мужчины и королева, охваченные самыми разными мыслями, потерянные или возбужденные, но потрясенные сценой, развернувшейся на их глазах. И тогда Илльтуд, который лишь один в разгаре этих событий оставался сидеть, встал, неторопливо подошел к Двери, закрыл ее перед носом герольда и вернулся на свое место.

– На колени, братья мои, потому что только что воля Божья была выражена устами короля.

Он опустился на колени первым, склонил свой выбритый кружком затылок перед Утером и соединил руки. Вслед за ним так же поступила королева. Затем рыцари, один за другим, встали на колени, громыхая металлом доспехов и скрестив руки в кольчужных перчатках на рукоятях своих мечей.

Несколько мгновений Утер смотрел на коленопреклоненных пред ним людей. От железных великанов исходил немой призыв, надежда, как если бы все хотели убедиться, что пережитое ими только что было не результатом гнева и гордыни, а выражением божественной воли, как о том говорил аббат.

Они были не глупцы – а просто люди, с такой волей к вере, что были готовы поверить во все – в него, в Илльтуда, в Бога и даже в самих себя – почему нет? Утер почувствовал, как его тронула эта горячность, даже больше, чем ярость Брана или обескураживающий уход эльфов. Итак, люди не стремились ни к чему другому, кроме как быть людьми… Сражаться в одиночку. Победить в одиночку. Не склонять головы ни перед кем, лишь пред единственным Богом, и не делить ничего и никогда… Мечты Пендрагона вдруг показались ему бесконечно отличающимися от тех, что он носил в глубине себя, от того, о чем все они думали…

Утер прикрыл глаза, наслаждаясь этим мгновением сопричастности, усмирившей его гнев и смывшей страх, подобно очищающей берег волне. Он инстинктивно поискал меч на боку, но увидев, что оружия при нем нет, взял со стола Экскалибур и вытащил золотой меч из ножен со звонким лязгом металла, от которого у всех по коже пробежали мурашки. Затем, как и остальные, он преклонил колени и положил руки на рукоять Священного Меча.