Дарья Иорданская - Господин горных дорог

Иорданская Дарья Алексеевна

Господин горных дорог

По дороге сна - мимо мира людей; что нам до Адама и Евы,

Что нам до того, как живет земля?

Только никогда, мой брат-чародей, ты не найдешь себе королеву,

А я не найду себе короля.

Хелависа

1. Чужак

Ты чужой, ты другой, ты не мой, не любый.

Но подожди, за окном идут дожди, не ходи, не думай.

Хелависа

Была середина месяца хветродуя-младшого*, который горожане называют октябрином. Не середина даже, а почти начало - день святого Нонуса, защитника путешествующих. Именно поэтому жители Загоржи - маленькой горной деревушки - открыли ворота и впустили путника. Юноша был оборван, промок насквозь под проливным дождем, почти неспособен был связно говорить от усталости, но тем не менее крепко прижимал к себе какой-то завернутый в мешковину инструмент, похожий на шатту. Чужаков в Загорже не любили, но святого Нонуса лишний раз гневить не хотели, так что привели мальчишку в покосившийся домик деревенской ведьмы. Старуху Летцу в деревне побаивались, ее молчаливая и мрачная внучка Кела и вовсе была бесовским отродьем, но кто лучше бесов знает, что делать с чужаком?

Юношу положили на стол в горнице и низко поклонились, взглядами умоляя ведьму взять на себя заботу о путнике. Кто-то из крестьян догадался послать сына домой за кувшином масла, баклажкой молодого вина и полукружьем сыра. При виде подношения старуха смилостивилась и скупым кивком позволила оставить чужака у нее. Едва крестьяне удалились, Летца первым делом сунула нос в кувшин и флягу. Масло ее удовлетворило, а вино она обозвала кислятиной. Только потом при помощи внучки ведьма занялась бесчувственным путником.

Он был совсем юн и чересчур, кажется, изнежен. Кожа была гладкой, как у девушки, а руки никогда не знали холодной воды, ветра и работы. Кела, занявшаяся по молчаливому приказу бабки смешиванием лекарства, разглядывала путника со смесью стыда и зависти. А еще - с досадой, потому что чужак был красив, особенно в сравнении с любым из деревенских. Засмотревшись на постепенно открывающееся ее глазам мужское тело, Кела почти забыла про снадобье.

- Кончай глазеть, бесстыдница! - Летца потянулась за своей суковатой клюкой. - Ой, получишь у меня, девка!

Кела потупилась и принялась растирать в ступке травы с удвоенной силой, подгоняемая ворчанием старухи.

- Пользы от тебя никакой. Если бы тебя, как мать твою, хворь взяла, лучше б было!

Кела, много лет молча сносившая такие замечания, только вздохнула. Лекарство было готово, осталось только вскипятить порошок в воде. Пока она, отвернувшись к печи, помешивала варево, старая ведьма ловко переодела чужака в длинную грубо тканую рубаху и принялась смачивать ему виски и запястья пахучей жидкостью.

- К завтрему очнется, - важно сказала Летца, сощурясь оглядев бесчувственного путника. - Иди спать, Кела, дальше я сама.

Девушка привыкла к тому, что бабка выгоняет ее, собираясь колдовать. Старуха придумывала самые фантастичные доводы, но Кела подозревала, что Летца просто боится. Колдовство на самом деле было весьма невзрачным и прозаичным, и Кела вполне могла растрепать об этом в деревне.

Несмотря на ветхость, дом ведьмы был с довольно высокой надстройкой-чердаком, где у трубы на тюфяке спала Кела. Так она могла не мозолить лишний раз глаза бабке. На чердаке было темно, свет проникал только через щели в крыше. Наощупь разыскав лампу, Кела запалила ее и опустилась на тюфяк. Обычно она читала перед сном что-нибудь из душеспасительных книг, данных отцом Афонием, но сейчас так устала, что сил хватило только раздеться. И Кела уснула, как убитая.

Чужак пришел в себя к полудню; Кела уже успела переделать все дела по дому и приготовить обед. Едва открыв глаза - васильково-синие - юноша повел носом и скривился.

- Где я? - спросил он слабым, но все равно неприятно надменным голосом.

- Это Загоржа, - с вежливой улыбкой ответила Кела. - Наши мужики нашли вас у самой деревни и принесли сюда.

- Воды.

Кела подошла к лавке с ковшиком. Сделав глоток, чужак брезгливо отер губы и сел.

- У вас вся деревня такая? Как хлев?

Кела вспыхнула, стукнула ковшиком об стол, расплескав воду, и отошла, громко топая, к печи.

Чужака звали Григором, и он шел из Усмахтского княжеского университета домой, в город Ланг, расположенный по другую сторону гор. Вернее - ехал, но лошадь его задрали волки еще на перевале, а Григор спасся только чудом и сумел дойти до Загоржи. Деревенские сторонились его, тем более, что день Св. Нонуса прошел. Только отец Афоний заговаривал с чужаком, но так священник все время пытался безуспешно показать прихожанам добрый пример. Григор в свою очередь смотрел на крестьян с холодным презрением.