Робин Хобб - Корабль судьбы (Том I)

Она уже начала подбираться для нового прыжка, и тут нежданная мысль осенила ее.

«Людишки-то они, конечно, паршивые. Но строить тоже умеют. Я видела мосты, причалы, дома. Может, и они сумели бы расчистить здесь реку? Хотя бы настолько, чтобы сумела пробраться змея? Может, они ухитрились бы направить воду к залежам черно-серебряного песка, годного для строительства коконов? Удалось бы им это, если бы они захотели?»

Да, малосимпатичные наследники Старших определенно справились бы с подобной задачей. Но вот захотят ли они?

Тинталья заново исполнилась решимости. Могучий прыжок, бешеный удар крыльев – и она поднялась в воздух. Ей срочно требовалось добыть какую-никакую дичь, чтобы заглушить вкус змеиной крови во рту. Но всего необходимей было поразмыслить. О том, как склонить на свою сторону людей. Принудить или подкупить? Пригрозить или попробовать подружиться?

Путь до Трехога неблизкий. У нее хватит времени всесторонне обмозговать каждую возможность и вероятность.

Пока же ясно одно: люди вполне способны помочь ей. А это значит, что для ее народа не все потеряно безвозвратно.

Стук в дверь каюты показался ему самую чуточку резковатым. Брэшен выпрямился в кресле, стискивая зубы и самого себя предостерегая от скоропалительных выводов.

– Кто там, входи!

Появился Лавой. Он вошел и плотно притворил за собой дверь. Он только что сменился с вахты. На нем был промасленный непромоканец, но волосы все равно прилипли к голове, с них текло. Шторм был не то чтобы особенно лютым, но свирепость, недостававшую ветру, с лихвой возмещал дождь. Кто-кто, а Брэшен хорошо знал, как холодит такой зимний ливень, как он вытягивает из человека последние крохи тепла.

– Вроде звал меня, так? – осведомился Лавой. Брэшен отметил про себя отсутствие почтительного обращения «кэп». Ладно, так и запишем.

– Так, – кивнул он старпому. – Вон там, в боковом шкафчике, есть ром. Хлебни, согрейся. Потом будет разговор кое о чем.

Предложение рома было самой обычной любезностью в отношении старшего помощника, только что вернувшегося с холода и непогоды. Брэшен начал бы с этого вне зависимости от каких-либо обстоятельств. Даже если бы собирался немедленно зажарить Лавоя на сковородке живьем.

– Вот уж спасибо-то, кэп, – улыбнулся Лавой. Брэшен молча наблюдал за тем, как он налил себе рома и одним глотком осушил стакан. Хорошо было уже то, что старпом отчасти утратил настороженность. И уже совсем не так угрюмо подошел к его столу, чтобы спросить:

– А о чем разговор, кэп?

Брэшен подобрал каждое слово загодя.

– Я хотел бы заранее обсудить исполнение моих приказаний. И особенно в том, что касается лично тебя.

Лавой опять ощетинился.

– Слушаю, кэп, – ответил он холодно.

Брэшен откинулся в кресле и продолжал очень ровным голосом:

– Дело в том, что во время пиратского нападения команда повела себя, мягко выражаясь, хреново. Каждый действовал сам по себе, причем действовал до крайности бестолково. Мы, пожалуй, многого достигнем, если они так и не научатся действовать единой рукой! Помнится, я велел тебе всячески способствовать единению бывших рабов с остальными матросами, чтобы между ними ни в чем не было разницы. Должен отметить, что исполнением этого распоряжения я нимало не удовлетворен. Посему приказываю тебе поставить татуированных в вахту второго помощника. Пускай теперь она ими займется. Хочу также, чтобы ты довел до их сведения: это перемещение вовсе не означает, что я ими недоволен. Они ни в коем случае не должны счесть, будто их за что-то наказывают.

Лавой перевел дух и ответил:

– Правду сказать, они, скорее всего, именно так и подумают. Они привыкли работать под моим началом. Перемена их наверняка огорчит.

– Вот ты и проследи, чтобы этого не произошло, – сухо отозвался Брэшен. – Мой следующий приказ касается разговоров с носовым изваянием.

У Лавоя округлились глаза. Всего на миг и притом еле заметно, но Брэшен все понял. Стало быть, Лавой уже нарушал этот приказ. У Брэшена так и упало сердце: значит, все было еще хуже, чем он себе представлял. Тем не менее он продолжал по-прежнему ровно:

– Я собираюсь отменить запрещение команде разговаривать с Совершенным. Хочу, однако, чтобы ты понимал: на тебя это запрещение будет распространяться по-прежнему. Я не собираюсь объявлять об этом при всех, чтобы не унижать тебя перед командой и не вызывать падения дисциплины, так что пускай все останется между нами. Тем не менее нарушения запрета я не потерплю, и лучше будет, если тебя не коснется даже тень подозрения. Одним словом, запомни: никаких разговоров с носовым изваянием. Никаких!