Робин Хобб: Безумный корабль

– А что сегодня для нас самое скверное?…

Уинтроу тяжело вздохнул.

– Пират страдает от лихорадки, которая то скручивает его, то отпускает. Причем борьба эта неравная: с каждым разом ему делается все хуже. Кеннит слабеет. Причина ясна: зараза, распространяющаяся из обрубка ноги. Любой укус животного опасен для человека, но морской змей обладает еще и ядом, причем яд этот – особого рода… Воспаленную часть ноги необходимо отрезать, и чем быстрее, тем лучше. Я нахожу, что он слишком слаб для такой операции, но беда в том, что сил ему уже не набраться. Поэтому мне следует действовать быстро. Я, впрочем, знаю: вероятность того, что он вообще перенесет ампутацию, очень невелика. А если он умрет, то вместе с ним погибнем и мы с моим отцом. Такую уж сделку я с ним заключил… – Он умолк ненадолго, потом продолжал: – На самом деле моя смерть – это не худшее. Самое скверное – это то, что ты останешься одна… Рабыня в руках у этих разбойников… – Уинтроу по-прежнему не смотрел на нее, его взгляд блуждал по неспокойным водам пролива. – Теперь ты понимаешь, зачем я к тебе пришел, – сказал он. – В данном случае у тебя больше прав высказывать свое мнение, чем у меня. Я, похоже, не обо всем как следует поразмыслил, когда договаривался с Кеннитом… Я поставил на кон собственную жизнь и жизнь отца. Между тем, поступив так, я, хотя и неумышленно, и твою судьбу сюда впутал. Я не имел права ею распоряжаться. Тем более что тебе, как я понимаю, в случае чего терять придется побольше, чем мне…

Проказница рассеянно кивнула, но заговорила не в лад его мыслям:

– Он совсем не такой, каким я себе представляла пирата… Я о капитане Кенните, – пояснила она. И добавила: – Вот ты говоришь, рабыня. Но он, по-моему, совсем не считает меня своей пленницей.

– И я себе представлял пиратов совсем не такими, как Кеннит, – отозвался Уинтроу. – Да, он обаятелен и умен… но при всем том он – пират. И нам с тобой следует помнить об этом. И к тому же совсем не он будет тобою командовать… если я потерплю неудачу. Потому что тогда он умрет, и о том, кому ты достанешься, остается только гадать. Возможно, это будет Соркор, его нынешний старпом. Или Этта, его женщина. Или Са'Адар попытается заполучить тебя для своих освобожденных рабов… – Уинтроу тряхнул головой. – Нет, – сказал он, – мне-то в любом случае в выигрыше не бывать. Если операция пройдет удачно, Кеннит заберет тебя у меня. Он и так уже делает все, чтобы обаять тебя своими речами и лестью, а его команда трудится на твоих палубах. В том, что касается тебя, моего мнения нынче спрашивают в последнюю очередь… Будет Кеннит жить или умрет – очень скоро я буду не властен тебя защитить…

Проказница повела одним плечиком, изваянным из диводрева.

– А то раньше ты защищал? – осведомилась она с некоторым холодком.

– Боюсь, что нет, – покаянно ответил Уинтроу. – Но раньше я хоть знал, чего ждать. С нами обоими произошло слишком многое… и произошло очень быстро. Столько смертей… Такие внезапные перемены… Я не смог ни толком оплакать убитых, ни даже поразмышлять о происшедшем. Я о себе-то перестал как следует понимать, кто я такой…

И оба вновь замолчали, думая каждый о своем.

Уинтроу чувствовал себя странником, заблудившимся во времени. Его жизнь – его настоящая жизнь – осталась далеко-далеко, в мирном монастыре, что стоял в солнечной долине, среди полей и садов… Если бы возможно было ступить назад сквозь лежавшие меж ними дни, просто проснуться и открыть глаза на знакомой узенькой постели, в прохладной келье – Уинтроу был уверен: он зажил бы той прежней жизнью, словно ничего не произошло. «Я прежний. Я не изменился», – убеждал он себя. С некоторых пор у него недоставало пальца, так что ж с того? Он вполне привык обходиться оставшимися девятью. Что же до рабской татуировки у него на лице, так она и вовсе затронула всего лишь кожу. По сути он никогда не был невольником. Татуировка была жестокой местью отца за попытку сбежать. А под этими внешними переменами он оставался все тем же Уинтроу. Оставьте его в покое хотя бы на несколько дней – и он снова обретет внутренний мир, подобающий священнослужителю…

Увы, пока ему о покое оставалось только мечтать… За последнее время все в его жизни встало с ног на голову, ему довелось испытать чувства столь сильные, что они даже несколько притупили его восприятие. И Проказница переживала очень сходный внутренний хаос, ведь она ощущала и видела все те же ужасы и жестокости, что и он. Кайл Хэвен принудил юный, только что пробудившийся живой корабль служить для перевозки рабов – и несчастное судно погрузилось в пучину страданий своего несчастного груза. И даже Уинтроу – плоть от плоти и кровь от крови ее семьи – оказался не способен утешить ее. Его служба на фамильном корабле была подневольной, и это отравило их связь, возникшую по праву родства. В какой-то момент они превратились чуть ли не во врагов – что, конечно, только усугубляло горестные переживания Проказницы. И тем не менее они с Уинтроу продолжали держаться вместе. Как два раба, прикованные друг к дружке…