Робин Хобб: Безумный корабль

– Поройтесь в памяти, – пустым голосом велел Моолкин. – Вспоминайте не просто приливы и отдельные дни, но годы и десятилетия… То, что было много десятилетий назад! Мы уже бывали здесь прежде, Сессурия. Все Клубки собирались вместе и путешествовали в здешние воды… И не однажды, но великое множество раз. Мы приходили сюда, разыскивая Тех, Кто Помнит – немногих, наделенных полной памятью нашего племени. Нам ясно было обетование… Мы должны были собраться все вместе – и тогда к нам вернется наша история и нас поведут в безопасное место, где совершится наше преображение. Там мы возродимся… Но множество раз мы обманывались в своих ожиданиях. Раз за разом мы собирались и ждали… А потом прощались с надеждами, забывали наше предназначение – и наконец возвращались обратно в теплые южные воды. И всякий раз те из нас, в ком уцелели остатки воспоминаний, говорили: «Быть может, мы ошибались. Быть может, обновление наступит не в этом году, не в этот сезон». Но на самом деле все было не так… Это не мы ошибались – нас подводили те, кто должен был выйти навстречу. Они не появлялись тогда… И, возможно, не появятся на сей раз…

Моолкин умолк. Шривер продолжала поддерживать его, не давая течению унести вожака. Это требовало от нее определенных усилий. Даже не будь течения – здесь на дне не было ласкового ила, лишь жесткие заросли водяной травы да обломки камней. Надо бы поискать лучшее место для отдыха… Тем не менее Шривер не хотелось никуда двигаться отсюда, пока Моолкин полностью не оправится. Да и куда им, собственно, теперь отправляться? Они успели вдоль и поперек обследовать это течение, несшее такие странные соли, и она больше не верила в то, что Моолкин действительно знает, куда ведет их. Интересно, куда бы она поплыла, если бы должна была сама выбирать себе путь?… Слишком тягостный вопрос для ее усталого разума. Шривер нынче менее всего была расположена напряженно раздумывать.

Она моргнула, очищая выпуклые линзы глаз, и проследила взглядом свое тело, переплетенное с телами сотоварищей. Ее алые чешуи выглядели блестящими и яркими – но, может быть, лишь по контрасту с чешуей Моолкина, вконец потускневшей. Даже вереницы ложных глаз, некогда золотые, превратились в ряды уныло-коричневых пятен. Их рассекали рваные раны… Ему требовалось обильно есть, расти и как можно скорее перелинять. Это поможет. И не только ему одному – им всем. Шривер позволила себе выразить эту мысль вслух.

– Нам требуется пища, – сказала она. – А то мы от голода становимся бездеятельными. У меня, например, уже и яда почти не осталось. Может, стоило бы вернуться на юг, где и вода теплая, и еда всегда в изобилии?

Моолкин извернулся в ее объятиях и посмотрел на нее. Его громадные глаза отливали медью: он был весьма озабочен.

– Ты тратишь на меня слишком много сил, Шривер, – укорил он ее. Он тряхнул головой, высвобождая и расправляя гриву, и она чувствовала, какого напряжения ему это стоило. Вот он встряхнул головой еще раз… в воде заклубилось тонкое облачко яда. Оно обожгло и пробудило Шривер, возвращая ей остроту восприятия. Сессурия придвинулся ближе, обвивая обоих. Все-таки он был гораздо крупней Шривер. Он жадно заработал жабрами, вдыхая яды Моолкина.

– Все будет хорошо, – попытался он утешить подругу. – Ты просто измотана. И голодна. Как, впрочем, мы все…

– Да… Измотаны мы до смерти, – устало подтвердил Моолкин. – И голодны почти до потери рассудка. Телесные нужды начинают у нас брать верх над разумом… Но послушайте меня, послушайте оба – и хорошенько запомните, что я вам скажу. Сохраните это, даже когда позабудется все остальное. Пока мы еще способны думать, мы должны оставаться здесь и разыскивать Ту, Которая Помнит. Я нутром чувствую: если обновление не произойдет и на сей раз – оно не произойдет уже никогда. Мы затеряемся, растворимся, и наш род более никогда не будет помянут ни в море, ни в небе, ни на земле…

Он медленно выговорил эти странные последние слова, и на какой-то миг Шривер почти удалось вспомнить, что они означали… Не просто Доброловище или Пустоплес… Земля. Небо. Море. Три области их владычества, некогда три сферы… чего-то. Но чего?…

Моолкин еще раз тряхнул гривой. На сей раз Шривер и Сессурия с готовностью распахнули жабры, вбирая обжигающий ток его воспоминаний. И вот Шривер взглянула вниз, на куски камня, завалившие в этом месте морское дно, и увидела, что это были обработанные блоки тесаного камня. Морские моллюски и водоросли густой пеленой покрывали то, что когда-то называлось Аркой Завоевателя. Черный, пронизанный серебряными жилами камень был едва-едва виден. Земля стряхнула его с себя, а море приняло и поглотило. А ведь когда-то – много жизней назад – она усаживалась наверху этой арки, усаживалась, хлопая могучими крыльями и затем складывая их за плечами… Она окликала возлюбленного, делясь с ним радостью, которую дарил ей свежий утренний дождик, и ярко-синий дракон торжествующе трубил ей в ответ… Было время, когда люди Старшей расы встречали ее появление цветами и приветственными криками… И этот город гляделся в ясное синее небо…