Александр Воронков - Темный век. Трактирщик

Но вот я одного не пойму, штальбуржец: как это наш аббат решился допустить к ремонту очага иноземца? — брат Теодор явно "включил дурака", так как прекрасно слышал, для чего именно я прислан в трапезную. — Ведь когда об этом станет известно — а известно станет обязательно! — то весь жатецкий цех каменщиков возмутится: строительство и ремонт печей в городе — это ведь их исключительная привилегия.

— Нет, брат Теодор, печь я чинить не стану. Не умею. Я — кулинар, моё искусство — в создании прекрасной пищи для знатных людей. Вот меня и прислали, чтобы я на деле доказал, что не хвалюсь попусту, а действительно являюсь мастером своего цеха, несмотря на молодые года.

— Это что же получается? Это кто угодно может припереться к моей печке и сказать: мне "пшёл вон, отныне я здесь готовлю!"? Так, что ли? Столько лет на своём месте был — а теперь непригоден стал? Да с чего это Лешек решил, что какого-то пришлого можно в монахи постригать?

— А кто тебе сказал, уважаемый брат Теодор, что я собираюсь постригаться? И кто такой этот Лешек, которого ты всё время поминаешь?

— А как это ты собираешься становиться монастырским трапезным, коли не примешь пострига, хотел бы я знать? Никто тебя не допустит ежеденно харчевать братию!

— Брат Теодор! Видно, ты чего-то не понял. Я и не собираюсь становиться здесь кухарем. Я послан на испытание умений, и послал меня не какой-то Лешек, а его преосвященство. Так что не лезь в бутылку…

— "Какой-то Лешек"! Нет, вот же нахал! Его преосвященство — не "какой-то", а отец Гржегош, в миру Лешко, сын самого Казимержа Пяста! Некогда — один из лучших рыцарей славянских земель! — брат трапезный был не на шутку возмущён.

— Прости, брат! Я родом издалека и в ваших землях впервые. Не желал никого обидеть — это я по незнанию своему…

— У, невежды… Понаехали тут… Ну, да ладно, забыли. Я наушником никогда не был, а Янек по-германски ни слова не понимает, так что отцу аббату ничего не станет известно. Но в других местах — остерегайся, чужак! Ибо криводушный язык запросто может познакомиться с палаческими щипцами!

Да, кстати: а что такое "бутылка" и почему туда не надо лезть?

— У вас неизвестна бутылка? Странно. Даже басурманы используют бутылки из тыквы… — Тут я не лукавил: в своё время такие бутылки собирала моя подруга: ей привозили разного рода калебасы из Средней Азии, Африки и даже Аргентины. — Это сосуд для хранения жидкостей с высоким узким горлышком, которое закрывается пробкой и широкой основной частью, в которой можно хранить что угодно — от простой воды до самых изысканных вин. Ну, а залазить в бутылку не стоит, ибо даже если представить себе такой сосуд достаточных размеров, чтобы в нём разместился человек, то и влезть в узкое горлышко и уж, тем более, выбраться обратно было бы весьма затруднительно…

— Так ведь из такого сосуда неудобно черпать ковшом!

— И не нужно черпать. Достаточно руками вынуть затычку и наклонить бутылку — и жидкость польётся сама. А заткнутую бутыль с хорошо притёртой пробкой можно возить с собой в дорожном мешке или в специально сшитом чехле — и не страдать от жажды в пути! Да вот посмотри: у меня с собой такой сосуд есть, только эта разновидность называется "фляга". — С этими словами я снял висевшую сзади на ремне алюминиевую фляжку с остатками воды и взболтнул ею перед носом у монастырского кухаря, а потом перевернул, чтобы показать, что жидкость сквозь пробку не вытекает.

Судя по внешнему виду обоих работников ножа и поварёшки, новый предмет их весьма заинтриговал. Брат Теодор тут же потянулся к моей фляге.

— Ты разрешишь взглянуть, брат Макс?

"Во как… То "чужак", "понаехали", а чуть интерес завёлся — так сразу "братом" заделался! Эх, Европа — она Европа и есть, что у нас, что в Средневековье… Впрочем, пусть смотрит — не жалко. Алюминия тут ещё лет триста-четыреста даже алхимики производить не смогут".

— Да смотри, пожалуйста…

Протягиваю флягу. Сообразительный монах тут же догадался о назначении пуговки на чехле, развязал тесёмочку и довольно ловко вытянул фляжку — кстати, что-то я тут пуговиц не видел… Вот застёжки в виде палочек встречаются, это да, и завязок на одежде у народа богато… — А вот дальше у служителя божьего произошла заминка: ни выдернуть, ни вдавить пальцем пробку ему никак не удалось. Когда же брат Теодор всерьёз вознамерился вцепиться в неё зубами, пришлось вмешаться.

— А ну-ка, позволь…

Мягко отбираю флягу, отвинчиваю пробку и отливаю на ладонь немного воды.