Александр Воронков - Темный век. Трактирщик

Подождав, пока костёр разгорится, направляюсь к кустарнику за хворостом. Притащил охапку, другую… А вот на третьей ходке, подбирая сухие ветки с земли — свеженаломанный-то кустарник горит плоховато, зато дыму от него столько, что к утру из меня неплохая копчёная ветчина получится, — вдруг слышу:

— Добрый пане, подаждь ясти убогим кметям во имя Йса, убо други дён гладно!..

Я сперва даже не понял, что не так. Выпрямляюсь, хватаясь за нож разворачиваюсь. По сторонам двое: парень помладше меня и мужик средних лет. Третий мужик стоит шагах в пяти позади них: то ли страхует, то ли ещё что. И как только подошли, что я не услышал?

У того дядьки, который ближе, голова скособочена влево, стоит, странно сбычившись. А лицо… Блин, а лицо искорёжено: шрам от правой скулы до шеи, правый глаз вытек, кончик носа и почти половина нижней челюсти обрублены. Рана недавняя, но уже подзажила, хоть и выглядит отвратно… Брр… Не дай бог кому такое…

Задний уставил на меня пустые глазницы на изжёванном ожогом лице. Был у меня товарищ, у которого похожим "узором" руку испятнало: в раннем детстве ухитрился самовар с кипятком на себя перевернуть, хорошо травмпункт рядышком находился, вовремя помощь оказали.

Из троих только парнишка вроде бы целый. Хотя… А рукав рубахи-то культю у запястья прикрывает!

И тут я понял, отчего услышанная фраза показалась какой-то "не такой". Говоривший произнёс свою просьбу по-русски! Пусть язык был сильно устаревшим, звучание слов непривычным, но понять-то можно было вполне. Землячки!

Однако землячки-то эти — ребята явно не самые безобидные: у передних топоры за кушаками торчат, причём не обычные плотницкие, а скорее типа "бердыш недоразвитый", с характерно выдающимся вниз бойком и довольно длинным прямым топорищем. Ножи из-за голенищ рукояти показывают, но само по себе это ни о чём не говорит: как я заметил, такое оружие в данном времени — признак любого свободного человека. Хлоп и раб носить нож без приказа господина права не имеет — кара за это предусмотрена весьма и весьма суровая. Широко известный "принцип Аттилы" в действии: "Свободный должен носить оружие. Раб — безоружен". Эх, то-то я смотрю, у многих россиян моего времени психология-то рабская… Слепец тоже отнюдь не безоружен: увечный воин (вроде "кметь" — это по-современному "дружинник"?) сжимает здоровенный прямой ослоп, по всей длине отшлифованный и изъязвленный вмятинами от частого употребления. Оголовье посоха представляет собой солидный бронзовый шар с полтора моих кулака объёмом, а нижний край снабжён острым конусом подтока… Такой "оглоблей" и на слух можно противника с размаху так "отоварить" по голове, что не каждый шлем спасёт…

Ну что ж, раз народ по-человечески пришёл, то почему бы не пообщаться? Места у костра не то, что на четверых — на целый десяток хватит!

— Здорово дневали, люди добрые! Пойдёмте-ка к огню, там и поснидаем, чем бог послал!

Смотрю, гости-то мои тоже слегка в изумлении: явно ожидали ответа на старочешском или старонемецком. Хотя одет я всё-таки несколько необычно для данной местности, так что и иноземцем вполне могли посчитать…

— Слава богу! А ты, пане, никакъже руську речь веди? — откликается молодой.

— Вашу — могу!

…Да, нелёгкое это занятие: разговаривать с собственными предками. О значении половины слов можно только догадываться по созвучию, многие за прошедшие столетия сильно изменили суть. Ну как можно догадаться, что "сорок" обозначает вовсе не число, а связку шкурок пушного зверя, "векша" — не вешку, отмечающую что-то, а вышеозначенного пушного зверя — белку, а "за. дница" — не место, откуда у наших "реформаторов" растут руки и размещаются мозги, а наследуемое по завещанию имущество?

Однако если очень нужно, наш человек способен добиться сносного уровня понимания при общении с любыми славянами — даже ортодоксальными польско-хорватскими русофобами. Чаще, конечно, лаской… но может и таской.

Гости оказались ребятами хозяйственными. Вытащивший из своей котомки примерно двухлитровый медный казанок "сбыченный" деловито утопал куда-то к подножию возвышенности: "до джерела по воду", как пояснил "молодой". Вот так-то: а я сам бы и не узнал, что так близко есть источник, хотя явно проходил неподалёку. Пока добровольный водонос ходил туда-обратно, мы с "молодым" занялись "ревизией" продпайка из моей торбы. Слепцу был выдан единственный шмат пожелтелого сала, и тот аккуратно, на ощупь принялся мелко крошить его кривым ножом на плоской тарелке. Если я что-то ещё понимаю, тарелка была явно серебряная. Не иначе — "остатки былой роскоши", то бишь военной добычи: не зря же мои гости назвались кметями: здесь, в средневековом обществе, присвоение чужого общественного статуса чревато…