Дмитрий Щербинин - Ворон

— Да я не о том. Эту тварь они, может, и изловят, но она — предвестница беды большей.

— Да кто тебя слушать станет? Ты больше с этим звездочетом болтай…

— Ладно — пошли, пошли, что с ними говорить? — потянул Туора Фалко.

Хоббиты кричали вслед Туору еще какие-то вопросы, однако Фалко тянул его так сильно, что охотник не успел ничего ответить.

Холм, в котором жил Фалко, сильно отличался от иных хоббитских холмов. Взглянешь на холмы его соседей, и что же — ровные ряды деревьев, стены кустов и многое иное с архитектурной точностью созданное, и уже описанное выше.

Что же представлял из себя холм Фалко? Прежде всего калитку, у которой не было забора, и сделанную исключительно ради колокольчика, который оповещал хоббита, когда приходили к нему гости (а случалось это не часто, так как, он любил одиночество). Главное же: вместо аккуратных яблонь и вишен — несколько беспорядочно разбросанных деревьев; вместо ухоженных грядок — увитые сорняками бесформенные мазки на земле. Среди этого желтела аккуратная вполне хоббичья дверка (подарок родичей его Рытниксов).

В общем, если остальные холмы можно было рассматривать, как прекрасные скульптуры, то холм Фалко — как бесформенный, отколовшийся от них осколок.

И вот теперь Фалко отпер калитку, пропустил вперед Туора. К двери Фалко вела извилистая, вкруг валунов тропинка (валуны Фалко убирать было лень — он считал, что несколько лишних каждодневных шагов лучше многочасового, напряженного труда).

Сейчас Туор обратил внимание на бесформенную, клочковатую массу, которая заменяла Фалко сад:

— Вот завел бы ты женушку, семейство — вот бы у тебя и сад разросся.

— Ах, да что ты говоришь! — отмахнулся Фалко. — И зачем мне этот сад и женушка? Соседи посмеиваются — да мне то что? Подумаешь — у них сады! А мне и от своего — в желудке не бедно. Хватает и на зиму. Но у них то в погребах запасено на целые годы. У них там все заставлено всякими бочонками, да баночками… Вот и переставляют они эти баночки, да только о своих садах и разговоров. Я от этих разговоров и сбежал…

— Ну да — обманул — сказал, что поженишься. Тебе и норку вырыли…

— Да уж — пришлось. Однако, глянь-ка — гость-то мой уже проснулся…

Хоббит указал на кругляшек из которого лился, оставляя на траве рассеивающуюся колонну, теплый свет — оттуда слышались какие-то голоса. Хотя, говорили со всех сторон…

— Ах, да, гость. — тихо молвил Туор. — Расскажи, как ты с ним встретился.

— Не время сейчас. Свет горит, между прочим, на кухне. Ага — теперь в гостиной загорелся… Кто ж там еще появился?.. Давай-ка к кухне тихонько подойдем и заглянем.

Они прокрались между стиснутых деревьями ореховых кустов, и оказались под распахнутыми ставнями Фалковой кухни. Оттуда сильно пахло грибами (жаренными); яблочным пирогом, сластями; так же — жарящейся уткой и пивом.

Благодаря упомянутому в конце напитку, был издан не очень пристойный звук, после чего — ударила об стол кружка, стала звенеть, собираясь чьими-то руками в стопку посуда, а затем прорезался еще и голос — громкий и хрипловатый:

— Это он, — прошептал Фалко, а следующее мгновенье решило, против всяких правил, уместить в себя слишком многое, и вот что из этого вышло:

Веселое пенье было прервано грохотом, и звоном бьющейся посуды — раздались проклятья. В это же время, две ручищи подхватили в воздух Фалко и Туора (и тот, и другой подумали, что это лесное чудище догнало их) — они отчаянно задергались — бестолку. Могучие ручищи подняли их как раз вровень с окошком — и там увидели они, что на полу, под грудой всяких мисок, под большим яблочным пирогом шевелится что-то, и торчит оттуда, вздымается вместе с ругательствами, густая, темнеющая борода. Одновременно с этим распахнулась дверка, и из коридора шагнул на кухню (едва не захватывая потолок) — высокий, златокудрый юноша, с тонкими, музыкальными чертами лица; и совсем не юношескими мудрыми очами. Конечно — это был эльф. Он вошел на кухню со словами: «Вот еще одна сковорода.» — замер на пороге, разглядывая эту сцену. Замерли Фалко с Туором, замер и обладатель густой бороды — смолкли его проклятья, а среди посудин появился жаркий, изумрудный глаз, который крутился из стороны в сторону.

Тут эльф рассмеялся — этот смех, словно бы пел: «Жизнь прекрасна, создана для счастья, а не для печали и слез!» и, слыша такой смех, трудно было с таким утверждением не согласится. И Фалко, и Туор улыбнулись. Улыбнулся и изумрудный глаз — а из-за спин, из ночи, пришел такой громово-раскатистый басистый хохот, что Фалко с Туором вздрогнули.