Кейт Эллиот - Собачий принц

Теперь можно было заняться лицом Лавастина. Кроме собак, в палатке никого не было. Снаружи слышался гомон военного лагеря. Подносили раненых, прибывали и отправлялись разведчики, собирали трофеи. В поле сжигали трупы Эйка и перекликались часовые.

— Он очень страдал, — сказал Алан, потрепав Страха по шее.

— И все же выжил. Говорят, собаки Эйка следовали за ним так же преданно, как когда-то «драконы». Что ты на это скажешь?

Алан засмеялся:

— Что же мне говорить, если я сам весь в собаках. Лавастин хмыкнул:

— И то правда. — Он зевнул, потянулся, но вдруг охнул. — Конечно, в твоем возрасте у меня после такого дня, как сегодня, не ощущалось ломоты в костях. Странный этот принц Эйка. Взял и отпустил нас, хотя мог убить. С твоей стороны очень дальновидно было отпустить его на волю.

— Даже если я пожертвовал вместо него Лаклингом? — Старый стыд еще жег Алана.

— Кто такой Лаклинг? — Лавастин снова потянулся и зевнул. Потом привязал собак и позвал слугу, чтобы тот снял с него сапоги. — А что случилось с «орлом»?

Алан понял, что о Лаклинге можно больше не говорить.

— Она вернулась к своим обязанностям.

— Хорошо, что ты добился ее доверия, сын. Сдается мне, что женитьба на леди Таллии позволит вам иметь в свите «орлов». Постарайся заполучить ее. У нее есть особенные способности, которые могут пригодиться.

Женитьба на Таллии. Все, что Лавастин говорил после этого, пронеслось мимо Алана, не оставив следа, подобно ночному бризу. Женитьба на Таллии.

Лавастин продолжал рассказывать о том, что Генрих собирается послать за Таллией и привезти ее ко двору, но Алан все еще плохо его слышал. Потом они улеглись. Алан лежал рядом с отцом, закрыв глаза, и перед ним, обжигая мозг, мелькали ужасные сцены битвы. Роза на груди горела. Но постепенно боль стихла, спокойное сопение собак и ровное дыхание отца погасили кошмарные видения и вызвали им на смену лицо Таллии, обрамленное распущенными пшеничными волосами. Его жена. Связанная с ним взаимным обетом, в присутствии свидетелей скрепленным епископским благословением.

Он заснул и увидел сон.

Течение и ветер на его стороне. Он уже чует море и эстуарий. Его восемь людей причаливают к пляжу на западном берегу. Он высылает разведчиков узнать, не рыщут ли солдаты Мягкотелых в поисках Детей Скал. Конечно же, они слишком заняты, они добивают тех, кто бежал в беспорядке, и хоронят своих павших. Печаль отвлекает их.

Конечно, смерть Кровавого Сердца нанесла большой урон Детям Скал, но глупо не извлечь из нее всей возможной выгоды. Ни один из честолюбивых детей Кровавого Сердца не посмел бы убить колдуна, боясь отмщения. Теперь месть падет на другого.

Кто из сыновей вождя выжил в поражении? Кто вообще не дрался под Тентом, еще до этого отправившись в рейды на восток? Все это нужно учесть, прежде чем решить, как и когда действовать.

Старый жрец сидит в брюхе ладьи и поет всяческую чушь, стирая кровь, сочащуюся из раны на груди, и слизывая ее с пальцев.

— Как ты это сделал? — спрашивает он у иссохшего старикана. — Зачем ты это сделал?

— Почему ты так любопытен? — спрашивает старый жрец, изъясняющийся почти исключительно вопросами.

— Кровавое Сердце нашел твое сердце в Рикин-фьолле. Он велел тебе спрятать там его сердце вместо твоего.

— А кто-нибудь найдет теперь мое сердце? — кудахчет старикашка.

Конечно, жрец полубезумен. Все они такие: это цена их могущества.

— Что случится с твоим сердцем? — снова спрашивает он. — Как ты умудрился спрятать сердце Кровавого Сердца в своей груди, если должен был сохранить его во фьолле?

— Неужели он думал, что он умнее меня? — Старый сморчок фыркает, на мгновение в его безумных глазах мелькает коварство. Жрец очень стар, самый старый из всех, кого он когда-либо видел. — Он думал, что я возьму свое старое сердце туда, где может произойти сражение? Ведь меня же могли убить!

— Значит, ты боишься смерти? Проклятие братьев гнезда…

— «Проклятие! Проклятие!» Разве я похож на неоперившегося птенца? Я развернул проклятие. Я украл голос Кровавого Сердца и договорил за него. Хэй! Хой! — Он запел нервно и беспорядочно. Песня напоминала реку, текущую вспять. — Проклятие это падет на того, чья рука направила клинок, пронзивший его сердце. Алалай!

Пожалуй, больше от него ничего не добиться. Он проверяет цепи, которыми скован старик, и обращается к своим солдатам. Половину этих братьев он оставляет караулить суда, остальные отправятся с ним на север, к самому устью реки.