Андрей Столяров - Мечта Пандоры

— Да. А вы?

Я кивнул.

Последние фразы мы произнесли шепотом, остановившись. Рядом никого не было. Только какой-то мужчина в блестящем, будто металлическом костюме читал новости на стене, время от времени нажимая кнопку, чтобы сменить кассету.

Я сказал нарочито весело:

— Так куда же мы направимся? В концертном зале сегодня гала-представление. Билетов не достать, все равно, что к вам на Спектакль, но используя свое положение инспектора…

Грохот барабана заставил нас оглянуться. В улицу втягивалась длинная колонна. Шли ровными рядами — по десять человек. Плечом к плечу. Все в черных галифе, в зеленых рубашках с закатанными рукавами. Единым махом вбивались в мостовую сотни увесистых сапог: Трум!.. Трум!..

По бокам колонны не в ногу шагали равнодушные полицейские.

— «Саламандры», — без выражения сказала Анна. — Фашисты.

— Фашистская партия у нас запрещена, — возразил я.

— Разве дело в названии? — Она процитировала. — «Призовем молодых, призовем жестоких, призовем тех, чья вера — нация, чей долг — нация, чья совесть — нация». Как там у вас в Столице с верностью нации?

— У нас потише. Все-таки Столица.

Перед колонной несли склоненное знамя — тяжелое, с золотыми кистями. На черном бархате травяным соком зеленела громадная буква «С». Из нее вырывалось пламя.

Эту букву я уже видел. Она стояла под запиской, которую я нашел в своей разгромленной квартире. Так. Значит мной занимаются «саламандры». Или некто похуже. Допустим, сенатор Голх. Тот самый сенатор, по чьему поручению я якобы произвожу инспекцию.

Я почувствовал себя неуютно.

— Если «саламандры» кого-нибудь убивают, то полиция никогда не находит преступников, — сказала Анна.

— Вот как? — я знал это не хуже ее.

— Вы же не инспектор, Павел.

— А кто?

Она пожала плечами:

— Не знаю.

Трум!.. Трум!.. — отбивали свой жесткий ритм сапоги. Невидимые палочки поддерживали его на барабане. Молодые, каменные лица смотрели вперед. Только вперед. Трум!.. Трум!.. Сегодня нам принадлежит эта страна, а завтра весь мир!

— А вы знаете, что Краб — «саламандра»? — взглянула на меня Анна. — Он у них даже какой-то начальник. И Элга им очень интересуется. Бегает на собрания. Истеричка. Напрасно я устроила ее к нам в Дом.

— Вы не любите Элгу? — спросил я.

— Это моя сестра, — сказала Анна.

Темнело. Зажглись голубые панели на домах. В кромке тротуара проступила сиреневая линия. Мы шли вдоль улицы. Дул слабый ветер. Деревья шелестели, словно бумажные. Прозрачные, хрупкие такси бесшумно проносились над мостовой, в их желтой скорлупе сидели люди, беззвучно смеялись.

— Элга, конечно, наврала, что она инженер, — сказала Анна. — Работает у нас всего полгода, но удивительно вписалась. Словно рождена для Спектаклей. А вот я нет. У меня все получается, не как у других. И не нарочно. Просто не выходит. Наверное, я не ко времени. Мне бы родиться в двадцатом веке…

— Время не выбирают, — ответил я чисто машинально, так как в этот момент оглянулся и заметил того же мужчину в посверкивающем металлическом костюме. Он шел за нами.

Случайность или слежка? В подобных ситуациях я закуриваю. Зажигалка, разумеется, не сработала.

— Сел аккумулятор, — объяснил я Анне. Стал заряжать вручную, нажимая рычажок большим пальцем. Анна что-то рассказывала. Мужчина приближался. Подзарядка аккумулятора — дело длительное. Когда он проходил мимо нас, я его хорошо рассмотрел.

— …Очень странные сны, — говорила Анна. — Большой сад. Тропический. Пальмы, магнолии, орхидеи. Да-да, так просто растут орхидеи — распускаются по ночам. Песчаная дорожка. Я бегу по ней, спотыкаюсь, падаю, плачу. Меня поднимает женщина. У нее злое лицо. Мы идем с ней к морю. Она держит меня за руку. Больно. Море очень теплое, а песок горячий. Вам приходилось видеть непонятные сны? Такие, что даже не знаешь, откуда они взялись?

— Нет, — сказал я, краем глаза следя за улицей. Как я и ожидал, мужчина немного прошел вперед и свернул в первую же парадную. Все стало ясно: за мной следили, причем примитивно — визуальным способом.

Разумеется, это могли быть наши сотрудники. Вряд ли бы меня пустили без всякого прикрытия. Но я сильно сомневался, чтобы люди Августа работали так прямолинейно. Во всяком случае портрет мужчины зафиксирован в зажигалке и завтра его личность установят.

— …Самая настоящая пустыня, — говорила Анна. — Это ведь странно — я никогда не была в пустыне. Ровная, как стол. Барханов нет. До горизонта — серый песок. Дует ветер, и песок змеится под ногами. Шипит. А потом — вскидывается столбиком. И далеко, у самого неба, — озеро, чистое-чистое, серебряное. Там — вода. И мне кто-то говорит сзади: «Мираж». И голос очень знакомый.