Анна Гаврилова - Золотой ключик для Насти

Косарь шел уверенно, явно замедлял шаг, потому что я за ним не поспевала. Он оказался на голову выше, и ноги у парня точно длинней моих были. Хорошо, что не пришлось от него удирать, догнал бы в два счёта.

Лес начался не подлеском, а стеной высоченных сосен. Но удивило другое – тут не было тропинки. Значит, к дому колдуньи дорогу давно забыли.

Косарь будто мысли подглядел, пояснил:

– Я случайно к тебе забрёл. Подумал: а вдруг колдунья вернулась. Раньше‑то не сильно нужна была, а сейчас – позарез! А то ведь помрёт моряк, обидно будет.

Я промолчала. Вести беседу с громадным Косарем было страшновато. И ещё у меня уши горели, и сердце чуть – чуть ёкало, когда парень смотрел в мою сторону.

Его лицо, которое вначале показалось красным и перекошенным, было вполне нормальным. Я бы сказала типичным, славянским. Крупный, задиристый нос, пухлые губы, серо – голубые глаза. Брови сидели довольно низко, от этого взгляд казался суровым, но поведение и манеры Косаря подсказывали – парень добрый, даже слишком. Из таких девчонки обычно верёвки вьют, и мулине вяжут.

Через пятнадцать минут прогулки, когда мощные еловые лапы окончательно заслонили солнечный свет, мне стало жутко. Проснулось дремавшее до той поры благоразумие, только применить его было некуда. Я заметно прибавила шаг, чем явно смутила Косаря.

– Скоро на луг выйдем, – осторожно проговорил он. – Не бойся.

– А я не боюсь.

Колени у меня просто так дрожат, а то, что спина вспотела – так это от жары. Я вообще‑то девушка смелая. И умная к тому же.

Когда отчаянье достигло точки максимума, лес кончился и взору предстал широкий луг, покрытый сплошным ковром одуванчиков. Рот непроизвольно распахнулся – даже не предполагала, что обычные сорняки могут выглядеть столь впечатляюще и источать такой аромат.

– А вон и деревня, – пробасил Косарь, махнул рукой.

Вдалеке действительно чернели дома. Справа от них расстилалась морская гладь, а слева – тот же желтый луг, обрамлённый стеной мрачного леса. Здесь берег был ещё выше, до моря метров двадцать, если не больше. Притом, что полей не наблюдалось, а море лежало не слишком близко, основное занятие деревенских я определить не смогла.

– Да рыбаки мы! – лучезарно пояснил Косарь. – Тут все берега высокие, сколько не ищи. Улов приходится в гору затаскивать, но что поделать? Зато деревня штормов не боится. А волны у нас знаешь какие поднимаются? Ого – го!

При мысли о шторме меня немного качнуло. Мигом представилось, как исполинская волна накрывает мою лачугу и уносит в море, вместе с хозяйкой. Ох, час от часу не легче.

Когда мы пересекли луг, безлюдная с виду деревня, резко преобразилась. А я оказалась совершенно не готова к такому повороту событий.

Сперва, навстречу выпрыгнула стайка мальчишек и девчонок в замызганных одёжках. Вслед за ними примчался брехливый пёс, размером с телёнка. За ним, ахая и охая, прибежали бабы в тусклых платьях. Визг поднялся такой, что я чуть не оглохла. Местное население обступило плотным кольцом, засыпало Косаря вопросами, меня тоже о чём‑то спрашивали, но слова смешивались с визгами и я ничего не понимала.

В довершение всего, в толпу ворвался плешивый дед, растолкал румяных женщин и с прытью пьяного гусара ринулся ко мне. Обниматься.

Я чудом успела спрятаться за широкую спину Косаря, тоже завизжала.

– Тихо! – прогремел Косарь. Выпятил грудь, по – барски шагнул навстречу деду. – Это не старая колдунья! Это новая! Её зовут Нанананастя!

– У… – протянули в толпе.

– Красивое имя! – пропищал кто‑то из мальчишек.

Я подавилась смешком, но Косарь был серьёзен, как президент на инаугурации:

– Нанананастя идёт лечить хворого моряка. Так что вы это! Того! Пропустите!

Одна из женщин, видимо, та самая старостиха, всплеснула руками, расцвела беспредельно широкой улыбкой.

– Во – во! – кивнул мой провожатый.

Толпа расступилась, как море перед Моисеем. А я отчаянно вцепилась в локоть Косаря. Тот глянул странно, озадаченно выгнул бровь. Пришлось сознаться:

– Боюсь.

Дальше шли медленно, под визжащим конвоем любопытной толпы. Локоть Косаря не отпускала до тех пор, пока старостиха не распахнула перед нами дверь своего дома.

– Пойдём, – улыбчиво сказала она. – Авось у тебя получится выходить. Я‑то уж совсем с ног сбилась. Две недели врачую, а он всё горит и горит…

Переступив порог, мы сразу очутились в большой общей комнате, одну стену которой занимала печь. У другой обнаружился стол и несколько скамеек, рядом нечто отдалённо похожее на ткацкий станок. В воздухе витал аромат свежего хлеба, борща и жареной рыбы. На этом сходство с русской избой заканчивалось.