Через десять минут Марион, в очаровательном платье золотистого шелка с черными кружевами, но без драгоценностей, спустилась вниз.
— Дело у вас, как я понимаю, очень срочное, мистер Вэнс, — чуть высокомерно произнесла она.
— Благодарение Богу! — пробормотал Вэнс, глядя на ее царственные плечи и шею.
— За что? За то, что у вас наконец-то появилось важное дело? — спросила Марион Харли. Она была из тех женщин, что инстинктивно сопротивляются попыткам любого, даже любимого, мужчины завлечь их лукавыми ухищрениями и дарами и надеть на них путы. На этом глубинном свойстве некоторых женских натур основаны сказки и мифы об Атланте {54} 54 …Аталанте — Имеется в виду красавица Аталанта беотийская, персонаж древнегреческой мифологии. Аталанта предлагала сватавшимся к ней юношам состязание в беге и убивала копьем тех, кого могла догнать; Гиппомен перехитрил ее, разбрасывая на бегу золотые яблоки — собирая их, Аталанта отстала.
, о спящей красавице, даже о Сфинксе. Тот, кто намерен завоевать сердце подобной женщины, должен без остатка покорить его, не то она сразит храбреца взглядом в отместку за провальную осаду.
Но Вэнс был слишком занят своими мыслями и не обратил внимания на столь лестную для его самолюбия борьбу чувств, сменившую обычную учтивость мисс Харли.
— Вы не надели ожерелье! — после долгого молчания воскликнул он.
— Меня прервали, и я не успела одеться к выходу, — сказала Марион.
— О, как мне благодарить небеса за это! От вас я направился прямо к ученому, о котором упоминал сегодня утром. Его не было — как я позже выяснил, он искал меня. Я погулял по городу и пообедал с приятелем у Дельмонико {55} 55 …Дельмонико — Сеть нью-йоркских ресторанов, основанная в 1827 г. выходцами из Швейцарии братьями Дельмонико. Главный из них, на Саут Вильям-стрит, долгое время считался одним из лучших в США. Последний ресторан, принадлежавший семейству Дельмонико, закрылся в 1923 г.
. По дороге домой я снова зашел к ученому, чьи первые слова были: «Вы уже избавились от этого ожерелья?» Я ответил, что подарил его даме, которой оно было обещано. «Она ведь не станет его носить?» — в ужасе воскликнул он. «Она собиралась надеть его сегодня вечером», — сказал я. «Пресвятые угодники! Вы убили ее, так и знайте!» — загремел он и показал мне перевод иероглифов из подвески на груди мумии. Они гласили: «Узрите меня, возлюбленную царя. Я попрекала его за скудную любовь и теперь лежу здесь». На застежке ожерелья выгравированы слова: «Боги, дарующие жизнь, также отнимают ее». Это дьявольское (простите, но иначе выразиться не могу) ожерелье как-то повинно в смерти бедняжки. Возможно, оно было отравлено, и я — я принес его вам, и просил надеть — ради меня!
Было очевидно, что говорил он с неподдельным отчаянием, и Марион Харли забыла о борьбе своих чувств, забыла даже о минувшей ее опасности и опустила счастливые глаза, страшась, что возлюбленный легко прочтет ее мысли.
Но возлюбленный читает в глазах любимой даже сквозь веки. Пять минут спустя Миллард Вэнс предложил мисс Харли поясок вместо отвергнутого ожерелья — пояс, состоявший из его правой руки; и она, позабыв о гордости, уступила нежному влечению и прижалась к его груди, и кротко, как простая деревенская девушка, отдала губы его поцелуям.
Нужно ли удивляться тому, что Марион и тогда, и позднее так никому и не рассказала о нераскрытой до конца тайне ожерелья, спрятанного на дне ее хорошо укомплектованной шкатулки для драгоценностей?
Прошла зима, прошла весна, и мистер Харли повез дочь, племянницу, которую считал почти что второй дочерью, и присматривавшую за ними старшую кузину в маленький коттедж у моря, где они обычно проводили летние месяцы.
Вэнс поселился поблизости, на ферме, и проводил все свое время с младшими кузинами. Марион, успокоившись и овладев собой, превратилась в самую капризную и своевольную fiance, и бедный Вэнс никогда не знал, будет ли ему позволено спокойно слагать к ее ногам свою любовь либо же она будет отклонена, поднята на смех, а то и отвергнута. И впрямь, ему редко удавалось остаться наедине с Марион; порой она вовсе не желала его видеть, ссылаясь то на жуткую головную боль, то на визит к портнихе, то на неотложные дела в городе, заставлявшие ее уезжать вместе с отцом рано утром и возвращаться поздно вечером.
В этих страданиях, поначалу мучительных, но со временем, увы! ставших привычными и не такими болезненными, Вэнс всегда находил утешение в виде жалостливых глаз и трепетной улыбки Джульетты Рэндольф; отличаясь милым постоянством, она не могла понять, отчего кузине доставляли удовольствие терзания любимого человека — и какого человека!
Читать дальше