Кевин Хирн - Преследуемый (ЛП)

Ну да, но боже ж ты мой, какие они обидчивые. Так сразу про них и не подумаешь.

Оборотни одобрительно подвывали, когда я подошёл к Халу и снял у него с головы чёрный пакет. Глаза у него были желтыми, и его внутренний волк хотел выбраться наружу, но серебро вокруг мешало ему. Его грудь тяжело вздымалась, и он с трудом мог выговаривать слова.

— Спасибо… Аттикус, — наконец, выдавил он. – Видел всё через связь стаи… знаешь, эта рыжая… она предупреждала про серебряные ловушки.

— Да, знаю. Это была Флидас. – Я нахмурился, и, наклонившись, стал рассматривать его цепи. Они были заперты на замок, а я не слесарь. Если попытаться снять их с помощью магии, это займёт слишком много времени. У кого-то же должен быть ключ. – А почему ты спрашиваешь?

— Это она… похитила нас!

— Что??? Я думал, это была Эмили.

— Нет, — он покачал головой. – Она вела машину. Флидас нас уговорила не рыпаться.

Я посмотрел на Оберона.

— Почему ты раньше про это не сказал? – Я спросил вслух, так что все могли слышать мой вопрос.

Да я собирался, но ты мне не слишком-то позволял говорить. Тихо, Оберон, спокойно, Оберон, не сейчас, Оберон…

— Ну ладно, — сказал я. – Хал, мне нужен ключ. Ты не знаешь, у кого бы он мог быть?

Хал мотнул подбородком в сторону останков Радомилы.

— У мёртвой ведьмы.

— Блин. Грязное дельце. – Я подошёл к другой стороне хижины, где была клетка и так и весь перекосился, глядя на работу Лакши. На Радомиле была хорошая кожаная куртка, и когда я подтащил тело к краю клетки, где я мог дотянуться до её карманов, в правом я нашёл несколько ключей. Это был ключ к той клетке, где она сидела, и сначала я открыл её, чтобы войти внутрь и принести ожерелье для Лакши. Это было просто кровавое месиво, — я сразу вспомнил про «облепленный засохшим тестом крови» [цитата из «Гамлета» Шекспира (перевод М. Вронченко). – Перев.] – но поскольку всё это случилось по её вине, я счёл, что ей жаловаться было бы не на что.

Потом я подошёл к Халу, который тяжело дышал, ожидая освобождения.

— Ты что, превратишься в волка, как только я это открою?

Он кивнул, слишком напряжённый, чтобы говорить.

— Ну хорошо. Передай от меня Стае вот что: если увидят Флидас, пусть она делает, что хочет. Она обещала вернуться и помочь вашим раненым. Мне надо, чтобы вы пошли за Эмили и принесли мне её голову.

Это заставило его прислушаться к моим словам.

— Её… голову?

— Да, она мне нужна. С остальным делай, что хочешь. Но не беги за ней сразу, пока мы не убедимся, что ловушки разряжены. Это может нам сказать или Флидас, или Лакша, когда она сюда доберётся.

— В этом нет необходимости, друид, — сказала Морриган. Она слетела вниз и приняла человеческий облик рядом со мной. Морриган снова была обнажена – должно быть, она чувствовала некое возбуждение после того, как увидела, как обезглавили её старого врага.

— Ловушки умерли вместе с ведьмой, — сказала богиня, показывая на останки Радомилы. – Эти чары не были постоянными.

— Спасибо тебе, Морриган, — сказал я и обернулся к Халу, начав его освобождать. – Ну вот. Хорошей тебе охоты. Я подожду здесь и позабочусь о ваших раненых, как смогу.

Там, где цепи соприкасались с плотью Хала, они чуть дымились и вместе с ними отрывались кусочки кожи. Он шипел и, заворчав, обернулся, как только с него спали серебряные цепи, прорвавшись прямо через свой изящный костюм за три тысячи долларов (я не сомневался, что платить за это должен буду я). Его окружила Стая и приветствовала его возвращение; затем он занял своё место рядом с Гуннаром, и они побежали к тому месту, где Эмили ушла с лужайки, чтобы начать охоту.

— А ты нашла того демона-кровососа, Морриган? – спросил я, развязывая Оберона. Он одарил меня несколькими слюнявыми поцелуями, и я обнял его.

— Нашла и уничтожила, — ответила она. – Заметил ли ты, что моё предсказание сбылось?

— Да, это я заметил, — ответил я, улыбаясь. – Хотя оно относилось к Энгусу Огу – как я и склонен был надеяться. Могу я тебя кое о чём попросить?

— Конечно.

— Ты рассказала Энгусу Огу о нашем соглашении? Что ты меня никогда не возьмёшь?

Она скользнула ко мне, и ошеломила моё либидо своей особой магией – мой амулет мог заставить её замолчать, но не мог отрицать. Она провела ногтем по моей обнажённой груди, и я забыл, как дышать.

— О, но я тебя возьму, друид, — ответила она, — и много раз, когда силы к тебе вернутся. – Она запустила язык в моё оставшееся ухо.

Ой, ё-моё, опять начинается, — Оберон мысленно закатил глаза.