Анастасия Эльберг - Запах безумия

За соседним столом несколько троллей и пара корибантов играют в кости. Между ними стоит кальян — венецианское стекло и покрытая алым бархатом трубка, украшенная бахромой — а на краю стола притулился серебряный поднос с бутылкой водки и несколькими рюмками. Один из троллей делает неловкое движение, и бутылка падает на пол, разбиваясь вдребезги. Корибанты смущенно улыбаются, глядя на своих товарищей по столу, а тролли разражаются громким смехом. Странная компания, думаю я, оглядываясь в поисках Габриэль. Что общего между троллями и корибантами? Наверное, сближает их то, что ни с теми, ни с другими не о чем поговорить, разве что корибанты менее шумные. А вот если ваш сосед — тролль, то ждите постоянных вечеринок и громкой музыки, которая вряд ли вам понравится. Во всем этом есть один плюс: они любят поспать, так что хотя бы днем вам будет обеспечена тишина.

— Винсент! — слышу я за своей спиной, оборачиваюсь и вижу Габриэль. — Посмотрите-ка, к нам заглянул каратель !

Говорит она громко — понятия «вакханки» и «говорить тихо» несовместимы. У них даже шепот получается театральным. Все гости поворачиваются ко мне. Вампиры опасливо улыбаются, не решаясь вернуться к игре, корибанты вежливо кивают, тролли глупо хихикают, Ронда и Зак машут мне руками, а молодая вакханка, их собеседница, бросает на меня томный взгляд.

— Здравствуйте, — улыбаюсь я, чувствуя себя полным идиотом. — Я пришел поразвлечься.

Присутствующие возвращаются к своим занятиям, а подруги Габриэль, две темноволосые красавицы, по очереди гладят меня по плечу: сейчас они больше всего похожи на заводных кукол.

— Я тоже рад тебя видеть, но в следующий раз, пожалуйста, представляй меня менее помпезно, — говорю я Габриэль.

В ответ она пожимает плечами.

— Не хочешь ли ты сказать, что стесняешься того, кто ты есть?

— Нет. Но окружающим совсем не обязательно знать, кто я такой.

Габриэль берет меня под локоть.

— Зачем пришел, негодник? — заговорщицки улыбается мне она. Сегодня на ней длинное облегающее платье из серебристого материала, чем-то напоминающее сари. — Хочешь вина? У меня есть отличное вино, привезли только вчера. Рекомендую.

У нее простые цветочные духи, но они не перебивают ее природный запах. Его сложно описать, но он вызывает более чем конкретные ассоциации: бескрайние поля, солнце, свежий воздух, ни души кругом. Столько свободы, что голова идет кругом. Столько свободы, что ты боишься, что она закончится — а ты не сделаешь всего, чего хочешь сделать, боишься, что ее у тебя внезапно отберут и посадят в клетку, снова туда, к приличиям, к условностям, к этикету, к моральным нормам. Хочется вывернуть себя наизнанку, снять с себя все, что веками налеплено культурой, стать таким, каким были мои предки тысячи лет назад: диким и подчиняющимся только тому, что говорят инстинкты.

Я поворачиваюсь и смотрю на Габриэль. Она до сих пор улыбается, и глаза ее говорят: ты знаешь, о чем я думаю, потому что читаешь мои мысли. И я тоже знаю, о чем ты думаешь, но мысли читать не умею — я просто знаю всех вас, все вы одинаковые. Стоит мне только улыбнуться — и уже никакой ты не Винсент, никакой ты не каратель, которого тут все боятся, а жалкий наркоман, который продаст душу за каплю моей крови. Я и правда жалкий наркоман, думаю я. И ведь я пришел сюда именно по этой причине…

— Нет, я не хочу вина, — отвечаю я, наконец. — К чему пустой треп? Ты знаешь, чего я хочу.

— Ну ладно, ладно, не злись. Пойдем. — Она сжимает мой локоть чуть крепче. — Сегодня у меня есть для тебя кое-что особенное . Дора, милая, познакомься: это Винсент, и он каратель.

Она подводит меня к женщине, которая до этого исполняла романс: та как раз закончила петь и, сделав несколько глотков из стоящего перед ней стакана с водой, перебирает ноты.

— Винсент, — повторяет певица и поднимает на меня глаза. На короткий миг мне кажется, что время исказилось, потеряло свою форму, и я вернулся в прошлое: она так похожа на Галлу. У нее точно такие же темные глаза, те же иссиня-черные волосы. Правда, у этой вакханки, в отличие от Галлы, нет ничего тонкого, интеллигентного и аристократического в лице. — Каратель. Очень приятно, каратель Винсент.

Мы обмениваемся вежливым рукопожатием. Дора легко гладит мои пальцы и отпускает их. Первая проверка — стоит ли вообще со мной связываться? Она уже не так молода, судя по всему, лет четыреста. Это можно понять не только по ощущениям, но и по тому, как величественно она держится: ни одной глупой улыбки, ни одного лишнего слова, ни одного ненужного жеста.