Вероника Иванова - Осколки (Трилогия)

— Прошу прощения, Хранительница, что явился без приглашения. Я не мог оставаться на месте, когда узнал, что мой сын отправился сюда с… определенными намерениями.

— Кстати, с какими? — Мой вопрос самовольно занял место ответной учтивости, и сестра укоризненно фыркнула.

— Вы, наверное, заметили, dan-nah: моя дочь не совсем… здорова.

— Не совсем здорова? А по мне, девочка в самом соку! Просто слюнки текут, когда на нее смотришь. Юный наглец этого и добивался? Хотел обеспечить мне постельное общество? А что, раз малышка не может обернуться , ей не слишком-то повредит близость с…

Говорю в шутку, и только в шутку, но по мере того, как мысли обретают плоть произнесенных слов, начинаю задумываться: может быть, моя фантазия не лишена оснований и я угадал цель действий котенка?

— Джерон!

Окрик сестры прерывает нить заманчивых рассуждений. Глаза Магрит вспыхивают и тут же гаснут, но мелькнувшая в них тень пламени кажется мне тревожной. Странно. Я же всего лишь шучу, как она не понимает? Или не шучу… Капельки пота, выступившие у корней волос, собрались струйкой и скользнули по виску вниз. Мне жарко? Нет, холодно. Неужели, простудился? Пора всерьез взяться за свое здоровье.

— Я сказал что-то лишнее?

— Нет, все сказанное заняло предписанные места, — сухо ответила сестра. — Оставлю вас. Займусь делами.

— Мы ждали ЭТИХ гостей?

Не знаю, почему спрашиваю. Глупо и напрасно: даже если должен прибыть кто-то еще, чистота в доме не станет лишней.

Небрежное движение рукой:

— Не отвлекайся на пустяки.

Сестра удаляется, а я остаюсь один на один со своей совестью. В прямом смысле этого слова, потому что и в последнюю нашу встречу, и сейчас поступаю совершенно отвратительно, незаслуженно обижая того, кто достоин глубочайшего уважения.

Шадд’а-раф выдерживает паузу, потом подходит ближе и преклоняет правое колено. Созерцание седых волос, закрывших опущенное лицо, ранит сильнее, чем прямой взгляд глаза в глаза, и я требую:

— Встань!

Шадд’а-раф недоуменно щурится, словно спрашивая: «Чем Вы недовольны, dan-nah? Я действую в строгом соответствии с правилами». Фрэлл! Я знаю это, старик. Знаю! Но ты забываешь, что установил правила, не спросив моего на то согласия либо одобрения, и тем самым насильно загнал меня в совершенно неприемлемые и болезненные рамки.

Он молчит, ожидая изложения причины, по которой я прошу его отступить от этикета. Причина… А есть ли она? И с языка срывается наивное:

— Я не люблю смотреть сверху вниз.

Проходит вдох, в течение которого старый кот разглядывает что-то во мне и внутри самого себя. Потом улыбка трогает узкие губы, и повеление выполняется: шадд’а-раф встает.

— Поступок моего сына не заслуживает прощения, но я все же смею просить: не изливайте свой гнев на него.

— Гнев? А из-за чего гневаться? Мне, можно сказать, отдали прямо в руки заманчивую возможность частично справиться с одиночеством, так что я должен быть благодарен мальчику!

Янтарный взгляд исполнен сочувствия, и это труднее выносить, чем осуждение.

— Хорошо, я пошутил… В чем, собственно, дело? Не буду сердиться, обещаю!

— Мой сын до сих пор находится под впечатлением своего Второго Обращения [10] На протяжении всей жизни оборотень совершает неисчислимое количество переходов из одного облика в другой, но только несколькие носят название Обращений: это — самое Первое, направляемое умелым наставником, и Второе (при неудачном стечении обстоятельств, Третье, Четвертое… но не более одиннадцати), которое также происходит при участии и под управлением сведущего единокровца в том случае, если оборотень не может самостоятельно принять другой облик. , dan-nah. Легкость и мастерство, с которыми вы помогли ему…

Срываюсь на крик:

— Легкость?! Да кто сказал, что было ЛЕГКО?

Сердце сдавило. Уже не болью, а всего лишь воспоминанием, но старый рубец снова засочился кровью. Легко… Смотреть в глаза ребенку, который только что пережил смерть своей Направляющей и слышать обиженное: «Зачем ты убил ЕЕ?». Никому не пожелаю испытать такую легкость!

Шадд’а-раф молчит, великодушно позволяя мне выровнять дыхание и справиться с дрожью, но как только решает, что прошло достаточно времени, пытка продолжается:

— Никто не в силах оценить ваши усилия, вы правы… Еще раз прошу простить: теперь уже мою самонадеянность.

Новое колыхание седой гривы, изображающее поклон, злит меня еще больше:

— Хватит церемоний! Зачем он притащил сюда эту несчастную девочку?