Анна Завгородняя - Колдун (СИ)

— Тордис! — мелькнула мысль в голове молодого мужчины, и он охнув от боли, встал на ноги, припадая на здоровую ногу.

Женщина лежала в стороне от медведя, рядом с потухшим костром в котором еще тлела жизнь. Маленькие алые угольки в самой середине золы моргнули, словно подзывая Кнута подойти ближе и покормить их. Кнут бросился к Тордис, насколько ему позволила раненая нога, кривясь от боли опустился возле нее на одно колено, вторая нога прострелила болью, но мужчина думал только о том, жива ли его спутница, та, которая судя по всему, спасла ему жизнь этой ночью, сразившись один на один с шатуном.

— Тордис! — позвал он и прикоснулся к волчице.

Она лежала лицом вниз и когда он перевернул ее, то увидел страшную рану, исполосовавшую весь живот женщины. Земля под ней пропиталась кровью. Тордис тихо застонала от его прикосновения и приоткрыла глаза.

— Кнут… — произнесла она.

— Все будет хорошо, — сказал он и скинул с себя остатки кафтана, подложил их под голову женщины. Затем метнулся к костру, подбросил щепок и стал раздувать пламя из умирающих угольков. Когда ему это наконец удалось, он подбросил в разгорающееся пламя сухих веток и вернулся к Тордис. Она лежала прикрыв глаза. Ее грудь медленно вздымалась. Дыхание было спокойным. Мужчина склонился над волчицей и удивленно округлил глаза. Рана начала медленно стягиваться. Сейчас она выглядела немного лучше, чем, когда он только увидел ее.

— Мне надо поесть, — прошептала Тордис, — Тогда появятся силы для регенерации… — она открыла глаза, тяжело взглянула на мужчину, зависшего над ней и озабоченно смотревшего на ее рану.

— Что там смотришь? — еле слышно проговорила волчица, — Я еще не собираюсь умирать! Я сильнее обычного человека, сам видишь… Только мне действительно надо поесть. Это не каприз!

Тут она окинула взглядом мужчину, поморщилась при виде его ран.

— Как ты? — спросила Тордис.

Он не ответил и только махнул рукой. Женщина криво усмехнулась, а Кнут поспешил к своему походному мешку. Вывернул его, осматривая оставшиеся запасы — кусок сыра и затвердевший ломоть хлеба.

— Не густо, — произнес он и тут же замер. Озарение пришло неожиданно, и улыбка легла на губы мужчины. На некоторое время он даже забыл о собственных ранах.

Медведь! Его мясо вполне пригодно для употребления в пищу!

Кнут повернулся к мертвому зверю и приблизился на расстоянии шага.

— Тот, кто хотел съесть нас, нами же и будет съеден, — проговорил мужчина вслух, — Вполне справедливо! — и вытащил из-за пояса короткий нож.

Едва я вошла в дом, как мне на встречу вышла мать Ворона. Сорога казалась мне взволнованной. Женщина мяла в руках полотенце, словно не решаясь начать важный разговор, и я догадывалась о ком пойдет речь.

— Не надо слов, — сказала я, — Это не ты сейчас должна что-то мне объяснять, а…

За моей спиной скрипнула дверь. Я вздрогнула, оглянулась через плечо. Ворон вошел в дом, стряхнул снег с мехового воротника и скинул его на стул, стоявший у стены.

— Мама, некоторое время нас не тревожь, — произнес он, — Я должен поговорить с Владой, — и он решительно взял меня за руку, потянул наверх под взволнованным взглядом Сороги. Я не сопротивлялась. После занятий с Фолке и последующих уроков по ядам, я была уже не в состоянии спорить, даже с моим чудовищным учителем.

Когда мы вошли в мою комнату, Ворон усадил меня на кровать, а сам встал напротив, скрестив руки на груди. Я бросила взгляд в окно и увидела, что скоро солнце станет клониться на закат и это не осталось незамеченным.

— Итак, — произнес он, — Как я понимаю, вчера ночью ты следила за мной.

Я не стала отпираться от очевидного и просто кивнула, избегая при этом смотреть в глаза мужчине.

— Я даже знаю, кто тебя надоумил сделать это, — продолжил Ворон, — Заррон! Не так ли?

Я снова промолчала, пытаясь отогнать от себя страшные воспоминания прошлой ночи. Но мне это никак не удавалось.

— Почему ты мне сам не рассказал? — спросила я неожиданно, — Неужели думал, что я не пойму? Ведь и тогда на Кнута напал именно ты, — я набралась храбрости и посмотрела Бренну прямо в глаза.

— Если я скажу, что боялся, ты мне поверишь? — он неожиданно опустился передо мной на корточки, взял мои руки, сложенные на коленях в свои, обжигая теплом.

— Ты и боялся? — усмехнулась я, — И что я могла сделать такого, что ты скрывал свою тайну?

— А ты уже сделала, — ответил он, — Когда я утром посмотрел в твои глаза, то увидел то, что опасался увидеть. Отвращение.