Александр Бреусенко-Кузнецов - Мёртвые душат

Большинство гостей симпозиума пришло сюда не впервые. Добродушная непринуждённость, с которой вели себя мёртвые великаны, показывала, что они — в хорошо знакомой обстановке. Должно быть, традицию устройства симпозиумов, подобных этому, Цилиндрон ввёл специально для сплочения своего воеводства.

Основной частью всякого симпозиума считалось пиршество, и пришедшие именно ради него великаны нет-нет, да и посматривали в сторону соседнего Пиршественного зала, где громоздились столы со снедью. Но тон здесь задавали интеллектуалы-некроманты, пришедшие поговорить о высоком. Войдя, Чичеро сразу приметил некромейстера Гны, стоявшего в кругу своих почитателей и разглагольствовавшего на темы Жизни и Смерти в самых пафосных выражениях. Почитателей было столько, что нечего было и думать пробиться к нему, дабы передать ответ Фалька о красителях, — и Чичеро решил обождать.

Была здесь и сравнительно небольшая группа бальзамировщиков с краснокожим Фальком во главе, скромно занявшая один из углов Зеркального зала. Помня добрый совет Фалька, Чичеро решил держаться от этого угла подальше. Но стоило ему повернуться, чтобы отойти прочь, как он столкнулся с любителем живых червей Карамуфом, улыбнувшимся ему с неким многослойным намёком, утонувшим в рельефе щёк. Ростовщик оскалился как будто бы сразу и ободряюще (вот они, так необходимые вам бальзамировщики!), и осуждающе (да вы, похоже, колеблетесь, посланник, не решаетесь к ним подойти?), и сочувственно (жаль на себя потратиться, да?).

Двигаясь по залу, многократно отражающему гостей в зеркалах, посланник Смерти невольно смещался к его пустынному центру, ограждённому колоннадой. У одного из шести притаившихся между колоннами фонтанов Чичеро остановился.

Здесь было особенно тихо. Лишь тонкая светлокожая девушка с осанкой аристократки, но в простоватом платье, сидела у воды. Будто не замечая происходящего вокруг празднества, она читала иллюстрированную книгу в тяжёлом деревянном переплёте, — кажется, старинный роман Зраля «Любовь и Смерть».

— Кто вы? — не то вырвалось у Чичеро от неожиданности, не то просто им подумалось, но было услышано: девушка подняла на него взгляд.

— Меня зовут Лулу Марципарина Бианка, можно просто — Бяша.

— Я Чичеро из Кройдона, что в Отшибине.

— Знаю, посланник.

И только тут недоумевающий Чичеро догадался, кто она такая: дочь Умбриэля Цилиндрона, вот кто! Та, в честь которой якобы и был собран весь этот праздничный симпозиум. Девушка не попала в центр внимания собравшихся, что, по всему видать, входило в здешний порядок вещей. Её едва замечали. Симпозиумы — мероприятия официальные, и семейная жизнь цанцкого воеводы может давать для них лишь красивые поводы, но не веские причины.

Впрочем, и дочь Управителя чувствовала себя на симпозиуме вполне свободно: вопреки протоколу, сидела себе у фонтана и читала; да и с гостем из Отшибины познакомилась сама, не дожидаясь, когда их представят. Более того, отложив свою книгу, она встала, подошла к опешившему посланнику и, властно протянув тонкую ладонь для поцелуя, с вызовом произнесла:

— Вам придётся меня сопровождать!

— Да-да, конечно, — пробормотал он.

Клюнув носом эту тёплую ладонь, Чичеро вновь аж остолбенел, обнаружив, что цилиндронова дочка — живая. В этом, конечно, коли поразмыслить, удивительного мало, ведь ей и было-то едва за тридцать, а в этом возрасте немногие женщины думают о вечности и готовятся к переходу в мертвецкий статус. И всё же она показалась ему в тот момент единственной живой на этом празднике Смерти, — не считая, конечно, отдельных второразрядных слуг.

Впрочем, скоро Лулу Марципарина представила ему свою также ещё живую подругу, отозвав её из того самого кружка бальзамировщиков, которого Чичеро положил сторониться, — госпожу Кэнэкту. Это была дама с более пышными формами, чем у цилиндроновой дочки, и постарше её на доброе десятилетие. После знакомства Кэнэкта обернулась громкоголосой хохотушкой — из тех общительных дам, которые, ещё в молодости уверовав в соблазнительность своего смеха, с тех пор почитают за долг одаривать им присутствующих.

Вообще-то Чичеро с большим предубеждением относился к живым людям — если честно, и в грош их не ставил. Но то, что у Управителя Цанцкого воеводства оказалась живая дочь, сбивало с толку.

Ясно, что живые люди — низшая раса; это подлые существа, закосневшие в предательстве. Живые карлики, в отличие от них, остаются носителями величия своего народа, но они-то как раз и стремились войти в сонм мёртвых, а остались живыми лишь по историческому недоразумению.