— Ну, брат, — Карик улыбнулся, — ты едва очухался — и сразу за дело! Похвальное рвение… Обыскал, конечно. При них не было ни еды, ни денег, ни бумаг.
— Странно.
— Еще как! Правда, я нашел вот это. — Он вытащил из кошеля керамическую безделушку. Бутон цветка. — Снял с шеи главаря.
Ильгар внимательно вгляделся в нее, чтобы лучше запомнить. Затем кивнул и закрыл глаза. От похлебки клонило в сон.
— Я еще оружие прихватил. — Карик показал завернутые в плащ трофеии. — Отдам в городе в оружейную, авось, пригодится кому.
— Мне бы пригодился один из ножей. Не из-за золота, ясное дело. Просто… они слишком приметные.
Ильгар посмотрел ветерану в глаза. Тот кивнул.
С этой стороны озеро выглядело еще красивее. Наверное, причиной тому служили заросли камыша и плакучие ивы, густо разросшиеся вдоль берега. Чем-то это место напоминало озеро Саяр, разве что было здесь заметно светлее и не так таинственно.
На другом берегу темнел так много значивший для Ильгара город. Пыльный, шумный, неприветливый, он стал домом для стража. Настоящим домом, где любили и ждали. Это грело душу.
— Экий ты задумчивый, — поддел его Карик, когда двуколка выехала на широкую, укатанную сотнями колес и выбитую тысячами копыт дорогу.
— Что-то я в последнее время сделался чувствительным, — отшутился Ильгар.
— Это из-за раны! Приедешь домой — поешь гвоздей или напейся бычьей крови… к слову, можешь стрескать сырое бычье яйцо! Или даже пару яиц! Всю бабскость как рукой снимет!
— Спасибо за дельный совет, старикан.
Стена как будто стала выше. Да и ров заметно углубили и вычистили от сорняков, крапивы и грязи. Теперь его дно было усажено кольями. Работа кипела, трудяги сновали туда-сюда.
Возле ворот телегу остановили и тщательно досмотрели. Дежурил там знакомый сослуживец Ильгара, пожелавший тому скорейшего выздоровления.
Ворота проехали без заминок. Остановились у барьера, дальше которого лошадям и прочему тягловому скоту ходу не было.
— Сам дойдешь? — осведомилась Лейлин. В ее голосе чувствовалась забота, но Ильгар себя не обманывал — знал, с кем имеет дело.
— Мне недалеко. Да и рана не шибко беспокоит.
— На тебе заживает, как на собаке, — хмыкнула девушка. — Никогда ничего подобного не видела. Такая рана могла бы убить человека и покрепче, чем ты… Дело в той штуке? Которая у тебя в руке? Что это? И где ты ее взял? Я хочу все знать о вещи, которая спасает жизни.
— Меня спасла ты. Твои руки наложили шов. И эликсиры готовила отнюдь не эта… штука. Так что прими мои благодарности и прощай. Хочу поскорее оказаться дома.
— Ты не ответил на мой вопрос! — возмутилась жрица.
— И не собираюсь. Считай, это маленькая месть за все помои, которыми поливаешь меня и всех язычников, перешедших на сторону Сеятеля. Мы, конечно, не родились в Вайрантуре или где-нибудь в Ландгарде, но служим честно и кладем жизни за новый мир… Но, знаешь, я готов открыть тебе правду и рассказать, что это такое, если и ты будешь откровенна со мной.
— Честный обмен?
— Клянусь, чем хочешь!
— Просто не лги… Задавай вопрос.
— Почему ты меня спасла?
— И всего-то? — фыркнула Лейлин. — Я жрица. И мне надлежит помогать всякому, кто стоит за Сеятеля. Помогать здесь и сейчас. Мне это по душе. Но, если спустя пять или десять лет, когда мы победим, мне предложат перехватить тебе глотку или помиловать, я задумаюсь лишь над одним — какой нож выбрать.
— Откуда столько злости?!
— Это второй вопрос, Ильгар, — она ощерилась, почти как волчица. — Я вам не доверяю. Никому из вас, понимаешь? Вы стоите не за те идеалы, с которыми родились и выросли. Многие язычники служат в армии, потому что их земли захватили, а богов прикончили жнецы. Предательство. Вот чего я боюсь. Предавшему однажды — доверять нельзя… и мне, человеку, родившемуся и выросшему в Вайрантуре, жаль, что Сеятель этого не понимает. Теперь отвечай, что у тебя в руке.
— Игла.
— И?.. Ты обещал всю правду!
— Глупо было поверить слову предателя, не так ли?
Ильгар развернулся и медленно побрел прочь.
— Это последняя. В расщелине пряталась. — Хостен швырнул в кучу мертвых тварей еще одну, отряхнул ладони.
Призванный окинул взглядом место схватки. Ущелье напоминало перепаханное поле, будто два стада диких тяжеловесных кауков столкнулись здесь и бодались, пока не пал последний из них. Изборожденная земля, выдранные нещадно с корнем и втоптанные в почву чахлые ростки травы; забрызганные в крови, вытекших мозгах и выпущенных внутренностях камни. Воздух смердел гнилью, ветер развеивал темневшие то тут, то там кучки пепла.
Читать дальше