Тимофей Царенко - Реабилитация

Могила была вырыта, молитва закончена. Споро и буднично на мага навесили дополнительные кандалы, спустили на дно ямы, и забросали землей.

– Батюшка, а что это было?

– Да, тут всякие местные божки дают своим адептам задание, у меня проповедовать в приходе. Я их и так, и эдак убеждал. А они и слушать не хотят, им за такое эта, как ее, экспа падает. Теперь, как приходит очередной проповедничек, я на него пару бафов долгих накидываю, что ему не пошевелиться не дают, не силу свою бесовскую применить, ни слова сказать. Они у меня по месяцу – два висят. Игрового времени. Да еще и тот что из игры выйти не дает – в течении шести часов.

Тем временем прихожане закидали могилу землей, утрамбовали землю, украсили ее символом в виде стилизованного венка шипов – символ плана боли. Я оглянулся и понял, что подобных "могил" тут тысячи.

– Батюшка, а что у вас за класс такой?

Я внезапно сообразил, что над отцом Вячеславом, как и надо мной, когда я в плаще, не висит никакой опознавательной информации.

Священник с ухмылкой на меня глянул.

– Сам то покажешь?

– Покажу! – Я снял плащ.

– Ну смотри. – Батюшка снял браслет с руки.

Вячеслав, Священник неизвестного Бога, Серый жрец 137 уровень

70 000 жизней.

Я икнул. Ясно, почему тут так тихо, почему от горизонта до горизонта могилы заживо похороненных игроков, и лишь малая часть из них пустые. А в остальных тела, оставленные неудачными проповедниками. С такими батюшками скоро тут будет своя епархия, если церковные иерархи определятся с позицией. Пару таких суровых батюшек, и всему миру придется считаться с РПЦ, у которой нет божественной силы. Но есть сила веры. Куда там доморощенным инквизиторам и проповедникам с чат–ботами.

– Отец Вячеслав, благословите в дорогу!

– Лети, Олег, лети. Когда вырвешься отсюда, поставь свечку за мою неупокоенную душу.

– Думаете, у меня получится?

– Получится. Только душу свою не потеряй. Не забывай, зачем ты это делаешь. Угодно ли это Богу.

– Спасибо за все, Батюшка! – "Спасибо что не прикопали" добавил я про себя.

– Прощай, перевертыш! – И я узнал голос...

Ночь ласкала теплым ветром и миллионами звуков. Я взлетал в поднебесье и часами парил, опускаясь к земле. Даже умудрился задремать при этом, повторяя поведение какой–то забавной породы ласточек, которые опускаются на землю только чтобы воспитать птенцов. На душе вновь было спокойно. Внизу бликовала лунным светом гладь озера, и зависнув над ним, я резко сменил форму, и почти без всплеска нырнул в теплую воду.

"Живая тишина", ощущении бесконечности ночи и бездонности неба. Я лежал на спине, чуть перебирая руками, над водной оставалось одно лицо. Бездна надо мной, бездна подо мной... Отраженное небо давало понять, насколько бездна водяная похожа на бездну небесную. И я застыл на границе двух бесконечностей. Плаваю на тонкой полоске, отделяющей мир живой от холодной пропасти человеческих мечтаний. Пропасти, где всегда светит солнце и стоят замки из лунного света. Пропасть, из которой очень трудно вырваться. И так больно вздохнуть, наконец–то разорвав ее призрачные оковы. Словно в первый раз...

Ночевал я в копне ароматного сена недалеко от города, и в город вернулся только поздним утром. Изрядно повеселевший и проголодавшийся.

– И чему учил нас великий Портос? – Высокий визгливый голос, и громкий хлопок.

– Уважать старость, только не в вареном и не в жареном виде!

– Правильно, следующий вопрос! Зачем Д' Артаньян с друзьями отправились за подвесками?

– Чтобы победить черного властелина? – Смачный хруст

– Ой, больно!

Я пошел к источнику шума, с трудом пробираясь через толпу зевак.

– Зачем Д' Артаньян с друзьями отправились за подвесками?

– Чтобы открыть врата локации? – Смачный хруст

– Господин, у него больше нет пальцев!

– Ничего, Поликарп, теперь руби кисти. Потом предплечья, сантиметров по десять. Все ясно?

– Да, мессир.

Я, наконец, выбрался в центр площади.

Мда, я думал, что привык к сюру разных сортов. Что ж, приятно, что этот мир до сих пор умеет удивлять.

Центральная площадь города. У памятника Сталину помост. На помосте деревянное колесо, типа барабана из "Поле Чудес", на помосте лежит Леголас в одной набедренной повязке. Напротив его лица закреплен том "Трех мушкетеров". Рядом с Леголасом стоит зомби с огромным мясницким топором чем–то неуловимо напоминающий свою жертву, рядом с барабаном горстка пальцев. В двух метрах от зафиксированного эльфа на деревянной табуретке сидит Фауст. Выражение лица Леголаса возвышенно–задумчиво и немного диссонирует с истекающими кровью обрубками рук, и надежной фиксации на барабане. Фауст напряжен и сосредоточен. Лысина блестит потом. Люди, собравшиеся вокруг, радостно улыбаются, делают ставки и подбадривают участников действа выкриками и смехом. Несколько стражников, с крайне важным видом, присматривают за порядком.