Тимофей Царенко - Реабилитация

Кстати, оказалось, имеет место быть такой забавный эффект, как "наведенные рефлексы". Это когда игрок после многочасовых размахиваний мечем, в мире реальном отмашется от толпы гопников штакетиной от забора, или с куском пройдет строй ОМОНа, закономерно получив дротик транквилизатора в конце. Выбор класса убийцы ограничили цензом на соц. значимость, после того как один кард на рефлексах метнул карандаш в орущего начальника. Височная кость это вещь тонкая, а заточенный карандаш – вещь острая. Короче мгновенная смерть, после этого за убийц в крупных корпорациях играть запрещают, а руководящий состав стал намного вежливие. Интересно, какой багаж рефлексов утащу из игры я? Метаморфозы? Слюноотделения на толстых людей?

Ладно, голова пустая, проблемы далекие. Два вопроса, какого дьявола, и где я?

Лес, круг возрождения. Вокруг птички поют, монстров нет. Тропинка к кустам малины идет.

По тропинке я вышел к небольшой деревеньке. Десяток добротных домов, колодец. Православный храм.

Протер глаза.

Десяток добротных домов, колодец, православных храм. Все верно.

Одно из двух, или кто то совсем потерял берега, чтобы над таким издеваться, или что–то плохое произошло с той православной церковью, что я знал. Или я вообще ничего не понимаю.

К воротам храма я подошел в смешанных чувствах. Был готов поскандалить... Но...

Из храма вышел самый настоящий батюшка, старичок с белой окладистой бородой, крестом на груди, и таким взглядом...

– Батюшка, благословите!

Священник удивился, но перекрестил.

– Как звать тебя, путник?

– Олег. А вас батюшка?

– Отец Вячеслав. Пойдем, что ли, чайку попьем.

И мы пошли в домик священника. Там, под травяной чай и земляничное варенье, я услышал простую, но трагичную историю простого священника из глубинки. О Виртуальности, которая крадет душу.

Отец Вячеслав всю жизнь прожил не большой деревеньке где–то за Уралом. С детства прислуживал в храме Петра и Павла, который стоял в их деревеньке чуть ли не с восемнадцатого века. Закончил духовное училище в ближайшем областном центре, женился на тихой девочке из деревни, рукоположился, и окормлял паству ближайших деревень следующие пол века. Простая, в общем то, и счастливая жизнь. В возрасте восьмидесяти двух лет отец Вячеслав лег в больницу с запущенным воспалением легких. Где врачи зафиксировали его смерть, и оцифровали сознание, согласно вышедшему буквально неделю назад закону. А вот дальше начинается трагедия.

– Меня в моем храме отпели, и похоронили. А я вроде как и живой. Наши владыки все спорили, считать меня живым? Или просто цифровой куклой, которая ко мне настоящему и не относится, а настоящий отец Вячеслав давно у престола Божьего грехи отмаливает.

– И что решили?

– Да ничего не решили. Запретили оцифрованных отпевать, священники нынче все как один отказ от оцифровки подписали. А так и остался. Что мне тут делать? Бесам этим цифирьным, что местные богами называют, служить? Или с мечом бегать? Убивать не пойми кого не пойми за что. Поставил тут церквушку, местным слово Христово проповедую. Детишек крещу.

– Неписям?

– Неписям. Таким же как я неписям. Компьютерным файлам, кускам когда. Забавно, да? Бессмертная программа молится о спасании бессмертной души другой программы. Дьявольская ирония. Я ведь даже помереть не могу. Только дать команду на удаление себя, а это самоубийство. Вот и приходится мне служить Господу, как умею, и ждать второго пришествия. Бог рассудит.

– Бог рассудит...

А потом я рассказал отцу Вячеславу свою истории. И о том безумии, что вокруг меня происходит, и о том, что сжег разум одному, в общем–то неплохому парню из германии. И как хочу отсюда выбраться. Говорил, и слова текли, вымывая всю ту боль, всю ту грязь, что наслоилась за пару месяцев этого не прекращающегося безумия. Одна душа, потерявшаяся в этой цифровой бездне, помогала другой такой же потерянной душе. Священник без церкви, без возможности умереть, без понимая, жив ли он, или жалкая копия реального человека. И сходящий сума парень, потерявший все, что любил, не знающий во что ему верить, и ради чего жить. Обессиленный и озлобляемый бесконечной борьбой. В которой, в общем–то, не так уж много смысла.

Единственное, о чем я не стал рассказывать отцу Вячеславу – это Кошмарик. Боюсь, даже настолько расширивший взгляды на понимание добра и зла священник не одобрит путешествие с оторвано головой.

Во время нашего разговора я поднял тему, которая меня волновала с самого начала.