Пустое Марьино ведро так и осталось сиротливо стоять у колодца…
– Зря вы так на зверей. Они хорошие. Уж точно лучше, чем люди, – вдруг угрюмо промолвила девушка, переступив порог Марьиного дома.
– Но-но, ты сравнениями-то не разбрасывайся, потом жалеть будешь. Много ты в людях понимаешь? Мала еще…
Черные глаза вспыхнули злобно яростным светом, пламя отразилось в их бездонной глубине – и ведьма отвернулась. «А ты сама много понимаешь? Ты людские глаза видела, когда в них только два чувства: страх и ненависть; и только одно желание – убить?! Волки не станут убивать собаку только за то, что она – не волк…»
Марья пытливо заглянула девушке в лицо. В глаза. А в них – уверенность, насмешка, презрение и горечь, горечь, горечь… она отравленной коркой льда затянула всю душу, притупляя чувства, обостряя разум и заставляя инстинкт самосохранения держать руку на пульсе: выжить. Она росла, с каждым днем становясь все толще и толще, превращаясь в непробиваемую душевную броню, но оставила одну-единственную полынью… боль. Слава Хранящим!
– Садись на лавку. Сейчас чайник поставлю.
Девушка как-то неловко примостилась на краешке лавки, словно боясь лишний раз коснуться стены или пола. Села, поджав под себя ноги, невидящим взглядом уставившись на закипающий чайник.
Бабка Марья растерянно покачала головой. Ведьма! Да если б не глаза – ни в жизнь бы не поверила, что эта девка – ведьма. Крестьянка, в лесу заплутавшая и ненароком забредшая в чужую деревню, да и только!
Но не бывает заблудившихся крестьянок с волчьим взглядом. Пришла.
– Так ты все-таки откудова?
– С Крестовиц, – досадливо поморщилась девушка.
– Знамо дело. Свояченица у меня там живет. Бабку Марфу знаешь?
– Знаю, – отрезала ведьма.
«Как тут не знать – первая за камень схватилась».
Марья смущенно замолкла. Разговор явно зашел не туда. В комнате повисло тяжелое, гнетущее молчание. Марья, чуть слышно шурша платьем, привычно ходила по кухоньке, накрывая на стол.
– Конфеты бери.
Ведьма тягуче, по-кошачьи потянулась к вазочке… и тут же прервала плавное гибкое движение, наткнувшись на недоумевающий взгляд хозяйки. Смутилась, по-простому протянула руку и взяла первую попавшуюся конфету. Марья тут же отвернулась, в душе ругая себя последними словами за глупое любопытство. Обычные же ведьминские штучки – так чего удивляться?!
– А какое сегодня число? – вдруг в никуда спросила ведьма.
– Седьмое. А ты что ж, так давно из родной деревни ушла, что и дням счет потеряла? – с готовностью подхватила Марья затихшую было беседу.
Не ответила, лишь рукой махнула. Не твое, мол, дело. С такой попробуй – разговорись!..
А ведь надо…
Я сидела на лавке и медленно, с наслаждением вдыхала такой родной и до боли знакомый запах свежезаваренного чая, вслушивалась в треск прогорающих поленьев, ощущала теплое, живое дыхание печки на своем лице. Совсем как дома… Совсем как там, где я прожила все предыдущие годы.
И ушла. Как выяснилось, уже седмицу назад. Я и не знала, что прошла целая неделя. В пути ощущение времени особое, иное. Все забывается и смазывается в один бесконечный день, полный дорожной пыли, палящего солнца, угрюмых деревень, благословенной лесной тени и баюкающего журчания ручейка…
Неделю назад…
Воспоминания нахлынули без спросу. Они, как черные грозовые тучи, обложили всю душу, не оставив ни малейшего просвета. Глупо надеяться, что гроза обойдет стороной… Гораздо разумней просто принять ее, не пытаясь уберечься или спрятаться под навесом. А еще лучше – встретить с распростертыми объятиями, подставить ей лицо, шею, плечи и, босой, простоволосой, закружиться в безумном танце по мокрым деревенским улицам, ступая ногами прямо по лужам, забыв про забрызганное грязью платье, полной грудью вдыхая неистовство стихии… Черпая силы из собственной горечи и отчаяния…
– Ланя! Ла-а-а-ань!!!
– Чего тебе? – Из окна высунулась девушка в красном сарафане, на ходу заплетающая косу.
– Мне… это… Мать твоя наказала передать, чтобы ты хватала полотенце, ножницы, ромашку сушеную, что у вас на двери висит, и мчалась к ней – она у Прасковьи.
– Хранящие, зачем?!!
– А я почем знаю? Мне велено – я передал. Но вообще-то у Прасковьи ребеночек со вчерашнего в горячке лежит. Может, варом каким лечить решили? Не знаю я.
– Поняла. Беги, скажи, что сейчас приду. – И ставню захлопнула.
Заметалась испуганной кошкой по горенке, лихорадочно собирая все, что мать велела. Полотенце, ножницы, венок ромашки – выскочила, дверью хлопнула, даже обуться забыла. Так, босая, к Прасковье и побежала…
Читать дальше