Вера Петрук - Донор

Энки молчал, и Юджин, довольная собой, продолжила:

– Они не думают о будущем. Наши разведчики не всегда успевали быть первыми. Маурконду очень повезло, что мы открыли его раньше «магов», иначе он давно превратился бы в Порог. Вселенная усыпана мирами, в которых побывали маниохи. Мы называем их «объедками». «Маги» не думают о будущем, они пируют здесь и сейчас, напитываясь энергией захваченного мира до тех пор, пока не будет высушена последняя капля жизни. Они могут воевать годами, десятилетиями, но победу празднуют быстро, за пару часов уничтожая все, до чего смогли дотянуться щупом. Суди сам, что для вас лучше. Несколько тысячелетий вполне благополучного развития или пара часов бесславной борьбы с гарантированным поражением. Да, эмпаты – зло, но зло меньшее, которое, если к нему привыкнуть, может стать добром.

– Вы всегда были… паразитами? – спросил Энки, оставшийся равнодушным к ее истории о роли эмпатов в благополучии человечества.

Она не обиделась.

– Нет, – ответила Юджин после паузы, и в ее голосе послышались необычные теплые нотки. – Есть легенда, что когда-то у эмпатов был дом, который давал нам все – кров, еду, убежище. В том мире мы находили эфталит в капле дождя, комке грязи, порыве ветра. У нас не было донорских рас, потому что нас кормила планета. Думаешь, мы только и мечтаем, чтобы кого-то поработить? Чтобы уничтожить еще один уникальный вид жизни? Нет, это условия выживания, и они не обсуждаются. Среди нас встречаются те, которые отказываются от доноров из морально-этических соображений. Они живут отшельниками, внушая себе, что получают эфталит от солнца, воды, ветра. Некоторые добиваются в таких внушениях настолько блестящих результатов, что проживают без доноров несколько лет. Но все равно умирают. Как-то мне довелось увидеть тело такого отшельника. К тому времени я уже служила в армии, участвовала в первых битвах за Порог и была шокирована, обнаружив, как сильно мертвый эмпат-отшельник напоминал маниоха. Только крыльев и клыков не хватало. У тех, кто живет без доноров, вытягиваются кости, кожа меняет цвет на темно-бардовый и словно покрывается чешуей, глаза выкатываются, на черепе появляются утолщения, напоминающие рога. Некоторые историки считают, что в далеком прошлом у «магов» и эмпатов были общие предки, по другой версии, маниохи – это какое-то ответвление эмпатов, преобразившихся после вынужденного тысячелетнего голодания. Я не верю ни в то, ни в другое. Мне противна одна мысль о том, что у нас может быть что-то общее. Маниохи уничтожили все, что мне дорого, и я собираюсь отплатить им тем же. А так как я не хочу превратиться в маниохо-подобное чучело, которым становятся некоторые мои выжившие из ума сородичи, я использую доноров.

Энки смотрел в ее странные глаза – улыбающиеся и горящие ненавистью одновременно, и чувствовал, как ему становится не по себе.

– В первый раз всегда тяжело, – сказала Юджин, и он понял, что больше отсрочки не будет. – Не сопротивляйся и постарайся ничего себе не сломать. Можешь раздеться, некоторым так легче. Да и одежда не пачкается.

Он хотел спросить, что она имела в виду про одежду, но не успел.

Следующий миг превратился в бесконечность. Энки ненавидел эмпатку, любил ее, боялся, боготворил и презирал одновременно. Он рычал от ярости, истекая слюной и злобой, умирал от страстного желания с кем-нибудь совокупиться, сгорал от жгучего интереса ко всему в мире, лопался от гордости за себя и эту прекрасную женщину напротив, лелеял надежду на все лучшее сразу и проливал обильные слезы скорби и печали по тем, кто умер, и тем, кто еще жил. Его снесло с дивана, скрутило у кресла Юджин, тут же вырвало, после чего волна счастья бросила его обратно к дивану, заставив забраться на него с ногами и прыгать, прыгать, прыгать…

С каждым разом он взлетал к потолку все выше, пока не промахнулся мимо мягкой, пружинистой обивки. Болезненно отозвалась лодыжка, но ему не было до нее никакого дела – экзальтация чувств достигла предела. Он швырнул свое переполненное бодростью, силой и энергией тело на пол и принялся отжиматься – сначала на двух руках, потом поочередно на одной, затем – подбрасывая тело вверх и хлопая в ладони между каждым отжиманием.

Ощущение всесилия вдруг исчезло, и его накрыла серая, беспросветная скука, на горизонте которой опасно маячили депрессия и суицидальные настроения. Проникнутый жалостью к самому себе, убежденный в собственной ненужности, Энки подполз к дивану и стал заботливо стирать ладонями грязные отпечатки, оставленные его ботинками на белой ткани. Желание унизиться вдруг стало расти и расплываться, словно пятно жира, посаженное на тонкую бумагу. Он подскочил к Юджин и распростерся было перед ней, уткнувшись лицом в деревянный паркет, но вдруг передумал, подскочил и надменно зашагал вокруг ее кресла, важно заложив руки за спину. Его глаза встретились с ее глазами, он перевел взгляд на ее влажный рот и полуоткрытые губы, которые прошептали: «Боль!». И мир вокруг потонул в красной мгле.