Марк Лоуренс - Принц шутов

— Совсем нетрудно, это я могу устроить, мой принц.

Все, что сказал язычник, звучало разумно.

— Нет, честно говоря, не могу. Он стал мне вроде как др… — я прикусил язык, — доверенным лицом.

Сейджес покачал головой, строки на его лице расплылись.

— Это безумие, мой принц. Варвар держит вас в плену заложником собственных устремлений и тащит навстречу ужасной опасности. Мудрый человек, лорд Стоккольм, написал об этом много веков назад. Постепенно узник приучается считать своего тюремщика другом. Вы запутались в его снах, принц Ялан. Пора просыпаться.

И, лежа в немой темноте, имея лишь льняную простыню в качестве средства защиты от безымянного ужаса из Вермильона, который, как я был убежден, стоял в ногах кровати и смотрел на меня, я честно пытался проснуться. Скрипел зубами и пытался снова заснуть или же проснуться — но спасало лишь воспоминание о голосе Сейджеса: «Вам всего лишь нужно обратиться к королю Олидану за защитой. Я сам ему сообщу — и к утру норсиец упокоится в могиле для бедняков, что у реки. Вы проснетесь свободным человеком, готовым вернуться к жизни, из которой вас вырвали. Вольным жить по-прежнему, будто ничего не случилось».

Надо признать, звучало это заманчиво. Даже сейчас. Но мой язык отказывался сказать «да». Возможно, это тоже было симптомом болезни Стоккольма. «Но он… ну, типа верный слуга». И конечно, каким бы я ни был трусом и лжецом, верного слугу я не предам. Разумеется, если это вдруг не потребует честности или отваги или не доставит мне еще каких-либо неудобств. «Понимаю… И все же должен быть другой способ. Ты не можешь ничего сделать? Ты же столько всего умеешь…»

Он снова покачал головой, так медленно, почти незаметно, и я почти поверил, что ему горько.

— Лишь ценой большого риска, мой принц, для себя и для вас. — Он посмотрел на меня своими кроткими глазами, и я тут же почувствовал их притяжение, словно в любой момент он мог утопить меня. — Есть третий способ. Кровь человека, который навлек на вас проклятие.

— Но я не могу… — Мысль о старой ведьме лишала меня присутствия духа, почти так же как то создание из оперы. — Молчаливая Сестра слишком хитра, и бабка трясется над ней.

Сейджес кивнул, словно ожидал подобного ответа.

— У нее есть близнец. Тот, кого судьба может поставить на вашем пути. Кровь близнеца подойдет для нашей цели. Она потушит огонь заклятия.

— Близнец?

Было трудно представить сразу два таких чудовища. Женщина с бельмом казалась единственной в своем роде.

— Ее зовут Скилфа.

— А, мать вашу! — Я слышал о Скилфе. А любой, о ком вы слышали, — уже источник проблем. Это очень важно и выгодно понимать. Злая Колдунья Севера — уверен, я слышал, как бабка называла ее именно так, улыбаясь, будто это хорошая шутка. — Чтоб вас!..

Убить Снорри будет тяжело. Прежде я был рад рисковать его жизнью за деньги в «Кровавых ямах». Но теперь я узнал его, и теперь все виделось несколько в другом свете. Даже «Кровавые ямы». Там же были живые люди, и я не был уверен, что снова смогу спокойно смотреть поединки, зная об этом. Жизнь имеет свойство портить удовольствие преизбытком информации. Юность и правда самое счастливое время, время блаженного неведения.

— Ваша прежняя жизнь, мой принц, вернется.

Моя прежняя жизнь, удовольствия плоти, игорного стола, а иногда и первое прямо на втором. Все это было как-то мелко и балансировало на острие ножа Мэреса, но иногда мелкое — это все, что нужно. В глубоком и потонуть недолго.

— Утро вечера мудренее, — сказал я.

А вот заснуть не смог. Я лежал в холодном поту от страха и смотрел в ночь. Смерть Снорри, уничтожение чудовища, кровь Молчаливой Сестры или ее северного близнеца. Любой путь был трудным, каждый по-своему.

— Просите у короля голову норсийца, — сказал мне Сейджес. — Так проще всего. — «Разве тебе не ближе всего именно простое? — вот что, как мне казалось, было написано у него на ладонях. — Разве ты не умеешь убегать от забот?»

Впрочем, если бы я умел убегать, то знал бы, где эта гребаная дверь. Обычно с такими задачами я справляюсь, планирую пути отступления и прикидываю места и сроки. Но когда язычник ушел, на меня навалилась страшная усталость и я камнем рухнул в постель.

«Убить норсийца». Каждый раз, когда он это повторял, слова казались все более разумными. В конце концов, это спасет Снорри от знания о том, что его близкие мертвы. Все, что у него было до сих пор, — это долгий путь к худшей новости на свете. Разве он не приветствовал битву, словно старого друга, желая обрести смерть? «Убить норсийца». Я уже не понимал, кто из нас это сказал — я или Сейджес.