Марк Лоуренс - Принц шутов

— Да нет. — Он присел на скамью напротив, и его благодушный настрой казался сплошным издевательством. — Редко бывает так хорошо.

— Ааарррр.

Казалось, просто слов не хватит, чтобы высказать все, что я об этом думаю. Я подумал: интересно, видела ли Скилфа, что мне суждено заблевать ладью и утонуть в этой жиже?

— Снорри говорит, ты здорово лечишь раны. — Он принялся закатывать рукав, не дожидаясь приглашения. — Кстати, я Фьорир, нас не так просто различить.

— Иисусе!

Я поморщился, когда Фьорир размотал грязную тряпку, которой было обернуто его предплечье. Рваная рана оказалась глубокой, да еще и всех мыслимых цветов — от черного до гнойно-желтого на вспухшей плоти по обе стороны от нее. Вонь, надо сказать, говорила о многом. Если рана начинает дурно пахнуть, ясно, что человек потихоньку двинулся в сторону кладбища. Возможно, его могла спасти ампутация — я точно не знал. В принципе, подобные вещи меня прежде и не интересовали толком, разве что в ситуациях, когда нужно было оценить шансы в «Кровавых ямах». Ну и на границе со Скорроном случались неприятности такого рода, но я успешно избавился от этих воспоминаний. По крайней мере, до того момента как почувствовал вонь от руки норсийца — и они снова нахлынули. Наконец я придвинулся к борту и наблевал в темную пучину. Так я провисел довольно-таки долго, ведя с морем долгий бессловесный разговор.

Фьорир все еще сидел там же, когда я вернулся — с вывернутым желудком и весь дрожа. Ладья по-прежнему грозила перевернуться с каждой новой волной, но всем остальным, похоже, было более или менее наплевать.

— Это… это же кошмар, а не рана, — сказал я.

— Да вот копьем досталось на границе с Тертаном, — кивнул Фьорир. — Точно, кошмар — постоянно беспокоит.

— Жаль.

И мне правда было жаль — мне нравились близнецы, хорошие ребята. И число их вскорости должно было сократиться…

— Снорри сказал, ты здорово лечишь раны. — Он вернулся к прежней теме. Фьорир выглядел на удивление жизнерадостным, хотя я был готов поспорить, что он и недели не протянет.

— Ну, это не так. — Я с мрачной сосредоточенностью разглядывал эту жуть. — Похоже, тебя она беспокоит меньше, чем меня.

— Боги забирают нас по порядку. Сначала младших. — Опять эта ухмылка. — Атту убили гули в Улласватере. Потом мертвяк затянул Сиу в болото в Фенмире. Сикс словил стрелу от конахтского лучника. В общем, следующий — Фимм, а не я.

И вдруг я понял, что страшно напуган. Снорри я понимал. Да, я не разделял его пыла и отваги, но мог представить их преувеличенными или преуменьшенными версиями моих собственных мыслей и переживаний. Человек, стоявший передо мной, выглядел как один из нас. А кем он был изнутри? Боги сделали сыновей Торстеффа отличными от прочих людей. По крайней мере, этого. Возможно, то, чего ему не хватало, было присуще его братьям в двойном размере. Или когда эти восемь начали умирать по одному, выживших словно надломило изнутри. Фьорир был дружелюбен и привязчив, но я не знал, чего не хватает там, за этой слишком уж беззаботной ухмылкой и прозрачно-голубыми глазами.

— Не знаю, с чего вдруг Снорри сказал об этом, — я не врач. Я даже не…

— Он сказал, что ты попытаешься выкрутиться. Он сказал, чтобы ты сделал то же, что тогда, в горах.

Фьорир бесстрашно протянул мне больную руку.

— Давай! — крикнул Снорри с кормы. — Сделай это, Ял!

Я плотно сжал губы от отвращения, без энтузиазма протянул руку и задержал ее в нескольких сантиметрах над раной. Почти сразу же в ладони зародилось тепло, и я резко отдернул руку. Теперь, похоже, было не смухлевать — реакция оказалась мгновенной и даже более сильной, чем на Мигана в Аупах.

— Последнего, с кем я это проделал, Снорри сбросил с утеса минуту спустя.

— Тут море, где ты видишь хоть один утес? Приятно, кстати. Сделай так еще раз.

Фьорир смотрел на меня бесхитростно, как ребенок.

— Вот черт!

Я снова вытянул руку вперед, как можно ближе к гниющей плоти, пытаясь не измазаться. Почти тут же рука начала светиться, словно в ненастный северный день ворвался испепеляющий солнечный свет из пустынь Индуса. Мои кости гудели, тепло нарастало. Ветер стал совсем ледяным, слабость, вызванная рвотой, граничила с полным бессилием — даже держать руку вытянутой казалось геркулесовым подвигом. И вдруг мои руки опустели — ладья закружилась вокруг меня, и я провалился в темноту.

Ведро холодной соленой воды вернуло меня в мир живых.

— Ял? Ял?

— С ним все будет нормально?