Мэри Стюарт - Последнее волшебство

Святилище над Северном много древнее и храма Митры, и лесной часовни. Память о его закладке давно затерялась в веках, не сохранившись даже в песнях и сказаниях. Когда-то это была крепость на холме, и в ее стенах, наверно, был камень или ключ, посвященные божеству – покровителю духов умерших. Потом было открыто железо, и все римские века по окрестным склонам рыли железную руду. Должно быть, римляне первыми назвали этот крепостной холм Холмом Маленьких Человечков – по низкорослым смуглым жителям запада, которые добывали здесь железо. Рудники давно уже заброшены, но имя сохранилось, как сохранились и легенды о древнем народе, который скрытно обитает среди местных дубрав или же выходит толпой прямо из земли в те ночи, когда разыгрываются бури под звездными небесами и из полых холмов вырывается на волю черный король с бешеной свитой призраков и заколдованных душ.

Я поднялся позади лагеря на гребень холма и меж редких дубов побрел вниз к ручью, струящемуся по дну долины. Полная осенняя луна освещала мне путь. С каштанов уже опадали листья, плавно кружась и беззвучно опускаясь здесь и там на траву, но дубы сохраняли осенний убор, и воздух полнился шорохами и вздохами пожухлой листвы. Земля после дождя мягко пружинила и пряно пахла – было время осенней пахоты, время сбора орехов в лесу, время беличьих забот на пороге зимы.

Внизу на затененном склоне возникло какое-то движение. Зашуршали травы, послышался дробный стук, и – словно буря с градом пронеслась мимо – пробежало стадо оленей. Пробежало совсем близко от меня, я увидел, как луна высветила пятнистые бока и костяные кончики рогов. Как сверкнули влагой большие глаза. Среди оленей были и пестрые, и белые, точно пятнистые и серебряные призраки, и с ними летели их лунные тени. Олени пронеслись мимо меня, будто порыв ветра, свернули вниз, мелькнули между округлыми боками двух холмов, обогнули дубраву и пропали.

Белый олень почитается существом волшебным. Я верю в это. Я видел их дважды в своей жизни, и оба раза они были провозвестниками чудес. И эти, что промчались сейчас в лунном свете и скрылись в древесной тьме, тоже показались мне волшебными. Быть может, вместе с древним народом они сторожили холм, внутри которого спрятаны ворота в Загробное царство.

Я перешел ручей и поднялся по высокому склону к древним развалинам, которые чернели в вышине, венчая вершину холма. Тропа моя извивалась, обходя руины бывших бастионов, потом взяла круто вверх и подвела меня к воротам в высокой, поросшей плющом стене. Они были открыты. Я вошел.

Я очутился на просторном продолговатом крепостном дворе, занимавшем всю плоскую верхушку холма. В одном его конце разгоравшаяся луна высветила развороченные плиты, которыми некогда был вымощен двор, сквозь их трещины густо топорщилось черное былье. По обе длинные стороны двор ограждали высокие стены с обрушенными зубцами, короткие стороны замыкались некогда внушительными строениями, на их развалинах и сейчас еще кое-где держались кровли. Ночью в лунном свете постройки по-прежнему дышали мощью, колонны и крыши казались целыми. Лишь сова, бесшумно вылетевшая из верхнего окна, свидетельствовала о том, что они давно уже брошены человеком и разрушаются, чтобы снова стать землей.

А посередине двора стояло еще одно здание. Черный конек его крыши высоко поднимался в ночное небо, но окна слепо сквозили лунным светом. Это, я знал, был храм. А строения по краям – все, что осталось от древнего странноприимного дома, от ночлежных покоев, предназначенных для молельщиков и пилигримов; там были отдельные каморки без окон, знакомые мне по Пергаму, и в них люди спали, уповая на целительные сны и вещие видения.

Я пошел вперед, осторожно ступая по разбитым плитам. Что я найду в храме, мне было известно заранее: пыль, сор и стылые стены, как в Сегонтиуме в заброшенном святилище Митры. Но ведь может же быть и так, говорил я себе, подымаясь по ступеням и входя в некогда грандиозный срединный портал, ведь может быть, что древние боги, родившиеся, как дубы и травы, как самые здешние реки, из земли, воздуха и вод нашей милой родины, окажутся цепче заезжих богов Рима. Вот, например, мой бог, как долгие годы верилось мне. А вдруг он все еще здесь, в этом бывшем храме, где гуляет ночной ветер да слышно шуршанье леса?

Луна сквозь верхние окна и прорехи в крыше лила внутрь ослепительный холодный свет. Высоко вверх из стены выросло чахлое деревце, оно колыхалось под сквозняком, и от этого в темных глубинах шевелились лунные блики и резкие тени. Я словно попал в подводное царство: воздух, исполосованный тенями, холодил и гладил кожу, как вода. Мозаичный пол, покореженный сдвигами почвы, неровно мерцал наподобие морского дна, дивные морские твари на нем прихотливо извивались. А из-за разбитых стен доносился шелест леса – словно шипение пенных волн по песку.