Мэри Стюарт - Последнее волшебство

Ниниан потряс головой.

– Не в этом дело. Видение мне было. Но Верховного короля я не видел. Совсем другое.

– Тогда скажи мне.

Опять этот отчаянный взгляд.

– Не могу.

– Послушай, друг мой, как не тебе выбирать твои видения, так же не тебе решать, рассказывать их или нет. Настанет, быть может, время, когда ты в королевских дворцах будешь сам судить, о чем говорить, а о чем промолчать, но сегодня, здесь, ты расскажешь мне все, что увидишь.

– Я не могу!

Я переждал минуту.

– Ну хорошо. Ответь на вопросы. Ты видел образы в пламени?

– Да.

– И они как-то противоречили твоему прежнему видению или тому, что видел я?

– Нет.

– В таком случае, если ты молчишь из страха передо мной, если ты боишься, что я почему-нибудь рассержусь...

– Перед тобой я никогда не испытываю страха.

– Раз так, – терпеливо убеждал его я, – нет совершенно никаких причин тебе хранить молчание, наоборот, как ни посмотри, ты обязан сказать мне, что ты видел. Может быть, это вовсе не так страшно, как ты думаешь. Ты мог неправильно понять. Это тебе не приходило в голову?

В его взгляде вспыхнула надежда – чтобы тут же погаснуть. Ниниан нерешительно набрал в грудь воздуха. Я уже подумал, что он заговорит, но он только прикусил губу и не нарушил молчания. Может быть, это мою смерть он увидел? – мелькнула у меня мысль.

Я наклонился к нему, взял в ладони его лицо, заставил его посмотреть мне в глаза.

– Ниниан. Ты думаешь, я не смогу побывать там, где сейчас был ты? Неужели ты заставишь меня напрягаться и тратить силы, вместо того чтобы поступить по моему слову? Ну скажи мое, что ты видел в пламени?

Он облизнул пересохшие губы и проговорил шепотом, словно его страшили звуки:

– Ты знал, что Бедуир на этот раз не сопровождает Верховного короля? Что он остался в Камелоте?

– Нет, но об этом легко догадаться. Ведь король должен был оставить кого-то сторожить дворец и охранять королеву.

– Вот это я и видел. – Он опять облизнул губы. – Бедуира в Камелоте... с королевой. Они были... по-моему, они...

Я разжал ладони, и он поспешил снова опустить голову, отведя свой взгляд от моего.

И я докончил за него, потому что конец его сбивчивых речей мог быть только один:

– ...любят друг друга?

– Да, мне кажется. То есть я это знаю точно. – Он заговорил теперь горячо, недоуменно: – Мерлин! Как она может? После всего, что было... После всего, что он для нее сделал!.. Этот случай с Мельвасом, все знают, что там произошло. А Бедуир? Как он мог предать своего короля! Но королева, женщина, и чтобы посмотрела в сторону от такого супруга, от такого короля!.. Если бы можно было не поверить этому видению! Но я знаю, оно было истинным! – Он глядел на меня еще расширенными после транса глазами. – Мерлин, во имя бога, что нам делать?

Я медленно ответил:

– Пока еще не знаю. Но не думай теперь об этом, если можешь. Это бремя ты не должен брать на себя вместе со мною.

– Ты ему скажешь?

– А как ты думаешь? Я его слуга.

Он снова прикусил губу и уставился в огонь, на этот раз, не видя, я знал, ничего. Лицо у него было бледное, страдальческое. Я помню, меня удивило, что он больше винил Гвиневеру за слабость, чем Бедуира за предательство. Помолчав, он тихо сказал:

– Как ему скажешь такое?

– Пока не знаю. Время научит.

Он поднял голову.

– Ты не удивлен.

Это прозвучало как обвинение.

– Нет. Мне кажется, я знал, еще с той ночи на озере, когда он поплыл к дому Мельваса. И после, когда он был болен и она за ним ходила.. Теперь я вспоминаю, когда она только приехала в Каэрлеон, Бедуир изо всех рыцарей один не смотрел на нее, и она тоже не поднимала на него глаз. Наверно, они тогда уже это почувствовали, на пути из Северного Уэльса, до того, как она увидела короля. – Я добавил: – И можно сказать, мне было предупреждение много лет тому назад, когда они оба были детьми и женщина еще не встала между ними и не привнесла смятение в их жизни, как это свойственно женскому полу.

Он резко встал, проговорил: «Я иду спать» – и покинул меня.

Оставшись один, я снова погрузился взором в пламя. И сразу же увидел их. Они стояли на западной террасе, где я беседовал с Артуром. Теперь весь дворец скрывала темнота, только смутно мерцали в вышине звезды и между кадками, в которых росли розовые кусты, протянулся луч от горящей лампы.

Они стояли недвижно и молчали. Только пальцы их были сплетены и глаза смотрели в глаза с безумным волнением. У нее вид был испуганный, на щеках блестели слезы; его лицо выражало покорность судьбе, беспомощность перед белой тенью. Любовь, захватившая их в свои лапы, была жестокой любовью, но я понял, что ни он, ни она до сих пор не пожертвовали ради нее своей верностью.