Александр Меньшов: Бледное солнце Сиверии

— Эй! Ты куда! — раздался недовольный мужской голос.

Из-за здания выбегал Иван Овсов в сопровождении двух крепких парней.

— Стой! Вор!

Я пришпорил жеребца и поскакал прочь.

— Держи его! — донеслось вслед…

Утро… Да, я был уверен, что это было утро.

Бывает так, когда слишком долго отдыхал, вдруг во всём теле просыпается непреодолимое желание действий.

Я открыл глаза и смотрел сквозь занавесь в сторону предполагаемого окошка. Тело ныло. Ему жуть как не хотелось лежать. И я встал. Вернее, сначала сел.

Шкуры сползли вниз, обнажая сухопарое тело. Бледная кожа, тусклые вкрапления шрамов. Последние постепенно пропадали, словно рассасывались, и теперь с трудом можно было сказать об их «свежести».

В доме было тихо. Слышно было, как в печке гудит огонь. Пахло чем-то горьковатым. И ещё пахло жареным мясом.

Желудок жалобно заурчал, показывая насколько голоден.

Я скинул шкуры дальше, стараясь оглядеть раненую ногу. На бедре виднелась новенькая перевязка. Чуть приподняв край, я обнаружил затянувшийся молодой кожей длинный порез.

Попытка слезть с кровати вырвала из груди непроизвольный стон. Тут заскрипела дверь и в дом вошла Бажена.

Она несла ведро с водой. Увидев, что я сижу, Бажена от неожиданности охнула и отпрянула назад.

— Ты чего? — испугано спросил она.

Мне что-то показалось знакомо в её интонации, и лишь потом я сообразил, что Бажена из зуреньцев. Оставалось непонятным одно, как она тут очутилась.

— Проголодался, — ответил я хозяйке.

Бажена как-то странно посмотрел на меня, а потом растерянно попыталась собрать завтрак.

— Вчера охотники принесли мне мясо молодого яка, — словно в чём-то оправдываясь. Сказала она. — Их тут сейчас много с предгорий спустилось… Все говорят, что на севере нынче сильные морозы. Большой Вертыш за Великанами сковало льдом.

Я сидел, укрыв нижнюю часть своего тела шкурами, а сам оглядывался по сторонам. Сегодня мне всё казалось в диковинку.

Голова была ясной, лишь небольшая слабость в теле выдавала последствия ранения и затянувшегося жара.

— Где мои вещи? — спросил у Бажены.

Она вздрогнула, задумалась, а потом, спустя минуту принесла мои пожитки. Всё, кроме оружия.

Одежда пахла свежестью и имела следы умелой починки. И хоть одеваться было трудно, но я всё же это осилил, и снова попытался встать на ноги. Буквально на секунду-другую голова закружилась, но мне удалось удержаться.

Шаг. Подтянул раненую ногу. Снова шаг.

За минуту удалось доковылять до стола, что стоял у широкого светлого окна.

Сквозь мутное заиндевелое стекло (именно стекло, а не бычий пузырь), удалось разглядеть небольшой дворик. За ним резкий обрыв и шагов через пятьдесят верхушка грубо тесаного частокола. Дальше раскинулась заснеженная тайга.

Круча уходила вниз, к ослепительной ленте какой-то речки, ещё не полностью затянутой льдом. На другом берегу тоже был лес, тянувшийся до высоких серых громадин горной гряды.

— Уречье, — пояснила Бажена. — Здесь оно начинается и тянется до Солёного озера.

Знахарка замолчала, всё также строго глядя на меня. А потом неожиданно зачем-то сообщила:

— В долине нынче много рысей… Что-то расплодилось их в этом году… С тех пор, как чёрный мор унёс в чистилище Искры местных жителей, зверья в Сиверии развелось тьма-тьмущая.

— И давно я здесь обитаю?

— Да, почитай, седьмой день. Тебя нашли полуживого прямо за Гремящими порогами.

Она поставила передо мной глубокую глиняную миску, от которой исходил просто одуряющий запах. Взяв в руки деревянную ложку, я сделал ей несколько махов, закидывая бульон в рот.

Дверь отворилась и в дом, громко притопывая ногами с мороза, вошли два человека. Чёрные шубы делали их владельцев необычайно толстыми, словно бочонки на ножках.

— Хозяйка! Дрова уже накололи… Ох, ты! — мужчины сняли шапки и удивлёно смотрели на меня. — Встал уже!

Они спокойно сели напротив и жестом показали, что им бы то же неплохо было сейчас подкрепиться. Это явно были мои сторожа, оставленные Стержневым.

Мы встретились взглядами. Будь они клинками, то сторонний наблюдатель увидел бы, как те с холодным неприятным лязгом скрестились.

Бажена накрыла на стол и сама отошла к печи, демонстрируя своё безразличие к происходящему.

Дружинники скинули шубы на лавку и принялись хлебать бульон, при этом выхватывая пальцами мясо и жадно забрасывая его в рот.

— Хорош! Ох, как хорош! — покряхтывали они с какой-то ухмылкой в глазах.