Мария Теплинская - Дядька

— На горы едем? — спросила маленькая Марыська.

— Ась? Ну да, на гору. Скоро уже доберемся.

Гора была пологая с одного склона, а с другого — того, что выходил к реке — был головокружительный спуск, почти отвесный. Летом это был просто буро-красный глинистый холм, сверху поросший короткой, почему-то всегда растрепанной травкой, а в нависающем над рекой обрыве рыли свои круглые норы ласточки-береговушки. Теперь же, одетая со всех сторон толстыми плотными сугробами, гора стала вдвое больше. Да еще мальчишки и взрослые парни накидали сверху целые снежные груды, чтобы веселее было потом с нее мчаться.

На горе и возле нее собралось уже немало народу — больше детворы, но хватало и молодежи. Приметив среди чужих полушубков и зипунов шитую алыми шнурами бекешу Данилы Вяля, Леська тут же начала прихорашиваться, оправлять свой кожух и сбившийся набок платок, заталкивать под него непослушные пряди, что, как всегда, не ко времени выбились наружу. Ее охватила трепетная радость, когда Данила повернулся в ее сторону и торопливо, но все же приветливо кивнул. Он взбирался на гору, пересмеиваясь о чем-то с Саней Луцуком, вместе с которым только что съехал по крутому склону.

Неподалеку дети уже возвели невысокую снежную крепость и теперь катали новые снежные комья, собираясь водрузить их сверху, чтобы стена стала выше. Здесь были и свои, длымские ребята, и из других деревень набежали с самого утра.

— День добрый, хлопчики! — приветливо помахала им Леська.

— День добрый! — откликнулся румяный Андрейка, такой же голубоглазый, как и его старший брат.

Возле стены Леська заметила сложенные горкой снежки.

— Уж ядра готовите? — спросила она.

— Ага! — кивнул Андрейка. — Это мы для Панльки, коли все же приволочется…

— Лесю, Лесю, ну пойдем с гор кататься! — канючила меж тем Марыська. — Я боюсь одна!..

— Погоди трошки, Марысю, — Леська быстро скатала несколько и впрямь твердых, как ядра, снежков — даже тверже, чем те, какими метал в нее Апанас — и подкинула их в общую кучу.

— Ну, теперь пойдем!

Они поднялись на самую вершину горы, где уже толкались несколько человек со своими салазками, а у кого их не было — просто с поленьями и обломками досок, на которых тоже ловко было скользить. Сейчас, как назло, это были взрослые девки и парни; Марыська меж ними казалась просто горошинкой.

— Ох, Марысю, как бы нас тут не задавили, — обеспокоено вздохнула Леська, и тут же получила тычок под ребра.

— А ну ступай отсель, мы сперва! — раздался у нее над ухом недовольный Дарунькин голос. — Что на свадьбе вперед других вылезла, что тут норовит…

Улучив минутку, когда на горе стало чуть посвободнее, а противная Дарунька, скатившись по склону, еще не вернулась, Леська устроилась на салазках, посадила впереди себя малышку и оттолкнулась. Санки поползли сперва не спеша, будто раздумывая, но в следующий миг уже бешено неслись по склону, и ветер бил в лицо и гудел в ушах. Леська, уже как будто и выросшая из этих забав, теперь вновь ощутила, как у нее по-детски знакомо захватило дух от страха и восторга. И вдруг…

Что-то сильно ударило ей в спину, салазки подскочили и опрокинулись набок, а девочки вывалились в жесткий колючий снег. Оказалось, это их нагнали двое взрослых парней и врезались сзади, не успев затормозить.

Маленькая Марыська заплакала — больше, наверное, с перепугу, а быть может, и оттого, что Леська, падая, прижала ее локтем. Саня с Данилой (а это были они) барахтались рядом, запутавшись ногами в своей веревке, а тут еще дурашливый Михал Горбыль, увидев это с вершины, восторженно заревел: «Урра-а! Куча мала-а!» — и помчался прямо на них. В следующий миг он, довольный и счастливый, уже кувыркался в снегу вместе со всей честной компанией. На Марыську он, к счастью, не наехал, ибо первыми на его пути оказались хлопцы.

Леська, не обращая внимания на свои сбитые юбки и оголившиеся колени, прикрикнула на него прямо лежа:

— Да чтоб ты пропал совсем, непутный! Людей еще давит!

Поднявшись на колени, она стала утешать малышку, отирая ей слезы:

— Вставай, Марысенька! Не плачь, ну их…

И тут вдруг почувствовала, как кто-то легкими движениями отряхивает снег с ее затылка и плеч. Обернувшись, она едва не сомлела от счастья, узнав Данилу.

— Не ушиблась? — спросил он участливо.

— Щеку будто о снег поцарапала, — ответила она, краснея. И вдруг предложила — робко, как будто сама себе не веря:

— А давай вместе с тобой прокатимся?