Мария Теплинская - Дядька

— Ишь ты! — прошипела из угла Дарунька. — Добрая какая, скажите на милость! А по какому это праву ты, скажи мне, за других отвечаешь? Кто ты здесь? Никто! Звали тебя сюда?

— А вот и звали, ты сама слышала!

— Как позвали, так и выставят! Нет у тебя еще права тут сидеть, венка еще не носишь.

— Зато ты носишь, да так давно, что все цветы в нем привяли!

Это был, по сути, запретный удар. Даруньке было семнадцать лет, венок она и в самом деле носила уже три года, а жениха у нее до сих пор еще в помине не было, и даже не предвиделось. Так что Леська рисковала изрядно: скажи она такое кому другому — ее и в самом деле запросто бы выставили за ворота. Однако Даруньку не слишком любили, и затевать из-за нее свару никому не захотелось. А та, даже видя, что никто и не собирается за нее вступаться, все же не сдавалась.

— О Владке хлопочешь? — подступила она с другого боку. — А Владка-то меж тем женишка у тебя отбивает.

— Это кого же? — не поняла Леська. — Это кто же у меня жених?

— Оно и есть, какой у тебя и жених-то может быть, кроме Янки? Да и за этим-то гляди в оба!

— А и верно, слыхала я про Янку, слыхала! — затараторила все знающая Виринка. Тетка Авгинья их давеча в хате застала, как они с Владкой обнимались, да как пошла их поленом гонять! То-то я нахохоталась, как услыхала!

— Нешто взаправду? — подняла ревнивые глаза полногрудая Катерина.

— А коли и взаправду — тебе-то что в том за беда? — спросила тихая Зося.

— И взаправду, и нет, — подняла голову Владка, бросая на Леську испуганный взгляд: вдруг та сердится?

Однако Леська и сама знала, как было дело: Ясь еще днем рассказал ей об этом. И смутило ее не столько даже известие о возможных Янкиных отношениях с Владкой, сколько Дарунькино колкое замечание насчет женихов, послужившее лишним напоминанием о том, о чем она упорно не желала думать.

А было так: вчера, когда зимний день уже начал меркнуть, Горюнец зашел в Рыгорову хату. Собственно говоря, и пришел-то он к хозяину, да вот беда: не застал его дома. Рыгор с самого утра уехал в лес по дрова, и Авгинья, пользуясь его отсутствием, от души разбранила молодую невестку за какую-то грошовую провинность, да еще и отходила по спине ухватом. Потом, все еще не переставая браниться, она тоже куда-то вышла, и Горюнец застал в хате одну лишь Владку, всю заплаканную, с опухшими веками. На печи, правда, по обыкновению погруженная в свои корешки и никому не понятные заклинания, сидела бабка Алена, но на нее уже давно никто не обращал внимания, как если бы она была сундуком или тем же ухватом.

Горюнец не мог видеть слез, а тут его, наверное, особенно тронул Владкин беспомощный взгляд, так искавший защиты даже у постороннего, и он, собираясь уже уходить, вдруг повернулся к ней и, как старший брат, обнял за плечи.

— Что, извела свекровка? — понимающе спросил он. — Ну погоди, недолго тебе терпеть, вот придет Степан, полегче станет. А к осени, дай Боже, хатку поставите, своим домом заживете, тогда уж никакая свекровка тебе не указ.

— Придет он, как же! — всхлипнула бедная молодка. — Покуда придет, эта ведьма меня живьем в землю зароет…

— Ну же, перестань, перестань, тихо, тихо… — заворковал он в ответ, приклонив ее голову к своему плечу.

От его рубахи шел легкий запах горькой полыни, напомнивший ей сухое жаркое лето, и на душе вдруг стало тепло и покойно, и слезы сами собой иссякли.

Когда в хату неслышно вернулась Авгинья; они уже и не обнимались, а просто стояли рядом, однако же сварливая баба разразилась на все село потоком такой грязной брани, что вогнала бы в краску даже видавших виды Митранькиных ночлежников, а после ухватила подвернувшееся под руку полено и запустила им в головы. Потом, не зная как еще выплеснуть закипевшую в груди злость, еще более яростную оттого, что те успели увернуться, кинулась с когтями на растерявшегося хлопца. Тот пытался что-то возразить, но озверевшая баба не желала ничего слушать, и неизвестно, чем бы все кончилось, но, к счастью, тут забежала в гости соседка Маланья, Авгиньина полдружка еще со времен девичества. Хозяйка тут же принялась ей громко плакаться на свою невестку, а Владка с Янкой под шумок выскользнули из горницы. А вскоре вернулся и дядька Рыгор, с которым Авгинья хотя и сварилась без конца, но все же изрядно его побаивалась и обижать при нем Владку не смела.

Но об этом Владка уже не вспоминала: боль от Авгиньиных побоев почти прошла, а оставленные на щеках царапины оказались не столь серьезны и были уже почти незаметны. Помнила она лишь о том, с каким участием отнесся к ней этот почти чужой человек, с которым прежде она ни разу даже по душам не говорила.