Кристофер Сташеф - Пока чародея не было дома. Чародей-еретик

— У меня для этого собственные чары имеются, — с милой улыбкой, от которой у нее на щеках появились ямочки, ответила Гвен. — Гораздо более дивно то, что вы и ваши собратья-монахи без потерь пережили вторжение наших детей.

— Что ж, если на то пошло, ваши дети, можно сказать, и вправду нас спасли, — признался отец Бокильва. — Наверняка нам было суждено кровопролитное сражение, и если бы не стали обороняться с боем, многие из нас, пожалуй, погибли бы. У этих разбойников был такой вид, что я понял: они не удовольствовались бы, наставив нам синяков и шишек. И все же вряд ли нам удалось бы одолеть их без посторонней помощи.

Гвен зябко поежилась.

— Упаси Господи! — вырвалось у нее. — Даже страшно представить, как это одни люди могут радоваться, убивая других!

Род мрачно кивнул:

— И все же: чем вы занимались посреди луга, святой отец? Почему не предпочли остаться за надежными стенами монастыря?

— Ах… — сокрушенно проговорил отец Бокильва. — Дело в том, что у нас возникли некоторые разногласия с аббатом.

— Разногласия? — переспросила Гвен, широко открыв глаза. — Но разве вы при постриге не давали обета беспрекословного повиновения ему?

— О да, давали, и потому, что не могли долее исполнять этот обет с чистой совестью, сочли за лучшее покинуть монастырь.

— Погодите, погодите! — воскликнул Род, подняв руку. — Какие же такие приказания мог отдавать аббат, что они не пришлись по душе даже монахам? — Однако он тут же осекся, вспомнив о новом поручении, полученном им от короля и королевы, и о том, чем оное поручение было вызвано. — Нет ли тут, случаем, какой-то связи с тем, что милорд аббат желает объявить об отделении Церкви Грамерая от Римской Церкви?

Отец Бокильва ответил ему долгим пристальным взглядом.

— У вас, похоже, превосходные гонцы, ежели вам так скоро доставили эту весть.

Род отмахнулся:

— У меня есть собственные осведомители.

— Понятно, — кивнул отец Бокильва, и по его лицу пробежала тень. — Ведь вы — Верховный Чародей, не так ли?

Род бросил на Гвен отчаянный взгляд:

— Я то и дело велю детям не болтать об этом. Да, святой отец, это так, и нынче утром я разговаривал об этом деле с его величеством.

Бокильва кивнул, не сводя глаз с Рода:

— Если так, то события развиваются быстрее, чем я предполагал.

— О, следовательно, когда вы покидали монастырь, об этом только разговоры шли?

Бокильва снова кивнул:

— Но мы ушли неделю назад, а это — слишком короткий срок при том, что господин наш аббат размышлял об этом шесть лет.

— Шесть лет? Погодите-ка… ну конечно, ведь именно шесть лет назад аббат выступил против Туана и отказался от своих намерений только из-за того, что отец Эл вручил ему послание от Папы, в котором аббату предписывалось исполнять все, что скажет отец Эл. — Род сжал ладонями виски — у него вдруг закружилась голова. — Господи Боже! Неужели это было так давно?

— Нет, господин мой, — проговорила Гвен и накрыла руку мужа своей рукой. — Просто наши дети слишком быстро подросли.

— Спасибо за утешение, милая. — Род взял Гвен за руку и взглянул на отца Бокильву. — А то происшествие до сих пор не дает покоя аббату?

— Верно, — ответил священник. — Боюсь, он до некоторой степени подвержен мирской гордыне и сильно оскорбился из-за того, что его так унизили на глазах у воинов обеих армий. Однако об отделении от Римской Церкви он заговорил в последние три месяца.

— И я так предполагаю, заговорил весьма убедительно, — сказал Род и нахмурился. — Мне случалось слышать его проповеди. Аббат — почти столь же талантливый оратор, как король Туан.

Бокильва кивнул:

— Вы не склонны недооценивать его. На самом деле некоторые из причин отделения от Римской Церкви, которые упоминает господин наш аббат, имеют под собой почву, и почву весьма солидную: к примеру, он говорил о том, что ту власть, которой Папа некогда владел над островом Грамерай, он утратил из-за того, что столь долго не обращал на нас никакого внимания. В действительности, судя по тому, что нам было известно о Риме, Папа вообще не ведал о нашем существовании.

— Однако будьте справедливы: Грамерай тоже не посылал в Рим никаких вестей.

— А как мы могли бы это сделать? И именно этому посвящен следующий довод милорда аббата: Папа находится так далеко от Грамерая, что вряд ли ему может быть известно о том, что здесь происходит. Даже получив послание отсюда, он вряд ли осознает все проблемы отношения с властями так, как их понимает милорд аббат. А помимо этого, существует еще жуткая путаница в богословских вопросах, от которой просто волосы дыбом встают. Взять хотя бы вопрос о власти апостола Петра и передаче этой власти или о правомочности главенства Римской Церкви в наши дни. Мы ведь даже не имеем понятия о том, что она считает грехом, а что — нет.